«Мы здесь четыре месяца без зарплат, но по мнению Киева, мы не существуем. Как после этого я могу поверить хоть чему-то, что говорит Киев?» - спросил актер Максим Жданович на вечеринке за кулисами после окончания чеховского спектакля. Он праздновал свой дебют в роли дворецкого и ипохондрика, влюбленного в соседку, которую играет его жена актриса Оксана Плюха, также дебютирующая в этом спектакле.
Комментарии Нищука говорят о том, какое место театр занимает на культурном фронте этой войны, которая, по мнению многих дончан, стала следствием нереализованного предложения нового украинского правительства отменить закон 2012 года, позволяющий использовать русский в качестве второго государственного языка. Этот шаг при помощи российской пропаганды на востоке Украины приобрел прямо-таки мифический статус как «фашистская» попытка Киева по подавлению русскоязычного населения. Вопрос о главенстве языка в Донецке по-прежнему очень болезненный. Находящиеся под контролем сепаратистов школы переходят на российские программы, а некоторые люди в Киеве, такие как министр культуры, утверждают, будто на удерживаемых повстанцами территориях украинский язык активно подавляется. С 1960-х годов труппы в Донецком драматическом театре, выступавшие на украинском и русском языках, играли бок о бок, как одна из любящих пар Чехова. Театр показывал спектакли на украинском языке русскоязычной в основном зрительской аудитории на востоке Украины вплоть до начавшегося в этом году кризиса. Те актеры, с которыми я беседовала, настаивали, что никакой опасности для украинского языка и культуры нет, и что они будут и дальше играть на украинском. Но так уж получилось, что в новом сезоне у них все пьесы только на русском языке.
Многие спектакли - это классика русского театра: Чехов, Михаил Булгаков (родившийся в Киеве, а умерший в Москве) и Гоголь (украинец, писавший на русском языке). Но в конце ноября 27-летний актер Максим Селиванов должен сыграть во французском комедийном триллере «Ловушка для холостяка», который в последний раз ставили в Донецке в мае. В кульминационный момент Селиванов должен выстрелить из револьвера в зрительный зал. Он говорит, что его беспокоит возможная реакция - ведь он видел в театре немало вооруженных людей. «Во время войны стрелять страшно, - сказал актер. - Что, если кто-нибудь в зрительном зале в этот вечер будет вооружен?» Но главная причина задержки с постановкой пьесы не сцена со стрельбой, а то, что ее переводят с украинского на русский язык.
«На нем здесь говорят все», - объяснил Селиванов.
Кроме языковых проблем у театра есть кадровая проблема. Среди покинувших город людей были члены театральной труппы, которая прежде насчитывала 250 человек. В чеховском спектакле есть дополнительная острота и пикантность, и не только из-за того, что словесная война семейных пар напоминает кое-кому из зрителей то, что часто называют семейной ссорой или разводом братских народов Украины и России, но еще и потому, что Жданович и Плюха заменили двух популярных и любимых актеров, навсегда уехавших из Донецка в противоположных направлениях - в Россию и на запад Украины.
Тем, кто остался, приходится играть дополнительные роли, а в некоторых случаях выполнять не только актерские, но и режиссерские функции. Хотя вся прибыль от продажи билетов должны идти напрямую на зарплаты актерам, они вместе с рабочими сцены говорят о том, что сегодня работают «за аплодисменты», так как выплата украинских государственных зарплат была прекращена в июне.
«Я продала свое золото», - сказала мне яркая блондинка Елена Мартынова, показывая пальцы без колец, когда я спросила ее, как она живет без зарплаты. Это было похоже на строки из «Зойкиной квартиры» - еще одной пьесы из репертуара театра, написанной Булгаковым и ярким языком сатиры показывающей Москву 1920-х годов после окончания Гражданской войны. Там Мартынова играет аристократку, ставшую хозяйкой борделя. Но она, как и большинство актеров, старается не комментировать текущие события. «Мы патриоты нашего города и нашего театра, - сказал она, когда я спросила актрису о причинах ее возвращения в Донецк. - Театр выше политики. Это наш дом».
Для актера Ершова это правда в буквальном смысле. Он со своей женой, преподающей сценическую речь, и с годовалым ребенком не может вернуться в свой дом на окраину города, потому что дом этот оказался на линии фронта. Дома других работников театра, а также здание принадлежащего ему общежития были повреждены или разрушены в результате обстрелов, а поэтому примерно 20 взрослых и пятеро детей живут прямо в театре, обустроившись в гримерках, где банки с маринованными помидорами стоят рядом с театральным гримом. Театр в настоящее время не в состоянии выплачивать зарплаты, но он обеспечивает своих работников едой, а также выделил для учителей и воспитателей-добровольцев два помещения, где дети сотрудников ведут странную закулисную жизнь в окружении зеркал и театральных афиш, почти не слыша артиллерийской канонады.
Ершов пришел в труппу прямо после окончания театрального колледжа в соседнем городе Днепропетровске. На протяжении 12 лет театр платил ему хорошую и регулярную зарплату и обеспечил актера квартирой. «Я по-настоящему влюбился в театр, и он реально мне помог», - сказал Ершов.
Мы сидели в пустом зале основной сцены на 700 мест два дня спустя после спектакля по Чехову. Ершов сделал перерыв в репетиции, на которой он готовился к роли в «Зойкиной квартире». Один актер то входил в роль, то выходил из нее, попеременно заскакивая на сцену и спрыгивая с нее, поскольку ему вдобавок ко всему приходилось помогать войти в роль жене Селиванова Виктории, заменившей отсутствующую актрису. Остальной состав разучивал вокруг них сумасшедший фокстрот, играя женщин Булгакова, дошедших после Гражданской войны до проституции. Музыка пианино почти полностью заглушала голос Ершова.
«Донецкий театр был очень сильным коллективом, но вдруг то, что создавалось годами, разбилось вдребезги за шесть месяцев, - сказал он мне. - Наблюдать за этим было очень больно».
Остатки труппы два дня назад отмечали дебют Ждановича и Плюхи в чеховском спектакле водкой и бутербродами с колбасой. Вскоре разговоры за сценой переросли в растерянный спор о мире за пределами театра.
Пока Селиванов вслух беспокоился о том, как он будет делать вид, будто стреляет в зал, а остальные говорили о своих знакомых, взявших в руки настоящее, а не бутафорское оружие, чтобы воевать на стороне восставшей республики, Владимир Швец начал размышлять о своей смешанной русско-украинской родословной и о своем месте в этой борьбе. «Куда мне стрелять - в какую сторону? У меня родственники с обеих сторон», - сказал он. Его коллеги-артисты сказали мне с гордостью, что Швец - заслуженный артист Украины. Для него же это звание стало причиной тревоги и мучений. «Я получал награды от той страны, а теперь она начала разрушать все, что я люблю», - сказал он.
По мере того, как водки в бутылке становилось все меньше, злоба на Киев становилась все заметнее. Все они - и познакомившиеся в театре Селивановы, и те, кто провел в нем всю свою жизнь, от маленького сына Ждановича и Плюхи до матери Ждановича, которая работает в кукольном театре Донецка - спорили и сокрушались, пока не пришла пора расходиться по домам до начала комендантского часа - тем, у кого эти дома еще остались. Они выбрались из тепла уютных гримерок на холод и пошли по городу, где никогда не прекращаются обстрелы, где никто не оставляет у дверей оружие, где невозможно делать вид, будто нет войны.
«Раньше мы верили во многое, - сказала Плюха, когда вечеринка подошла к концу. - Теперь мы верим в одно - друг в друга».
Источник:inosmi.ru