Я-то что. Я ночью сожгу галстуки, выброшу костюм, забуду иностранные языки, поменяю оправу очков (единственное, что меня выдает) на толстую пластмассу и перестану бриться. Переоденусь, как встарь, как с детства привычно, в кирзовые сапоги, фуфайку и шапчонку из искусственной цигейки. И уже к утру сольюсь с массами. Я же если сяду на лавочку хоть с грузчиками у магазина, хоть с токарями шестого разряда у проходной, засмолю беломорину, щурясь на солнышко, меня же ни одна собака не отличит от потомственного пролетария. Я же легко и с удовольствием поддержу разговор хоть о видах на урожай, хоть о ценах на комбикорма, хоть о тонкостях самогоноварения. И мат - мой родной язык, на котором еще с детского садика.
Я могу с надрывом, со скупой слезой, убедительно рассказать, как работал дворником, грузчиком. Как пахал на тракторе и убирал хлебушек на комбайне. На току работал. Полжизни на земле-матушке. Вот этими вот руками копал, полол, собирал, страну подкармливал. Я же председатель совета отряда, член комитета комсомола школы. Я же труды классиков до кровавых мозолей на пальцах конспектировал в общую тетрадочку, Манифест чуть не наизусть знаю, твердая пятерка по истории КПСС. Меня ночью разбуди - громко и с чувством от начала до конца спою и "Союз нерушимый" и "Гайдар шагает впереди".
А какие у "него" шансы? Он думает, что при Сталине карточки, колхозы и пятилетки будут отдельно, а он в своей косухе и кожаной шляпе отдельно? Или вон те хирурговские ночные шакалы. Они считают, что вот тут Гулаг, съезды и вопросы языкознания, а тут, параллельно, хайр, заклепки и Харли-Дэвидсоны? И это никак пересекаться не будет?
Я вот всего этого не хочу, но я готов. Я войду в новую жизнь, как рука в перчатку по размеру. А готов ли пухлый коммунист? Что он хочет, это ясно, а вот готов ли? Он думает, ему раздача флагов зачтется? Ага. Щас. По гамбургскому счету получаются только гамбургские петухи. Нет, там уже на первых порах развернется острая внутрипартийная дискуссия, по итогам которой его, возмущенно дрыгающего ногами и руками, потащат прочь с прицелом на десятилетнюю трудовую перековку, а я буду вслед вагону-теплушке, в котором он поедет поднимать Дальний Восток, махать платочком в пятнах солярки.
Блаженны нищие умом, ибо их будет царствие колымское.