Некоторые сотрудники ЦРУ, вероятно, оценили ироничность ситуации: могущественное правительственное агентство использует нелегальные методы распространения романов Оруэлла. Американское правительство пыталось оказывать влияние на культуру СССР, чтобы помочь советским гражданам осознать, насколько опасным может быть правительство, подчинившее себе культурную сферу общества. (Неудивительно, что они не хотели, чтобы кто-нибудь знал об их причастности).
Тем не менее, ЦРУ увидело в «Докторе Живаго» огромную пропагандистскую ценность. Вместе с агентами голландской разведки, они договорились о нелегальной печати русскоязычной версии романа, которую потом распространили на Всемирной выставке в Брюсселе в 1958 году. Была задействована также и собственная типография агентства в Вашингтоне для печати копий карманного формата: компактное издание легче перевезти контрабандой.
Операция имела именно тот эффект, ради которого все и затевалось. Цена российского издания на черном рынке в Москве практически достигала недельной зарплаты. Когда в 1958 году Пастернак получил Нобелевскую премию по литературе, советские власти набросились на него, видя в его лице изменника, лебезившего перед западными идолами. Однако писатели со всего мира земного шара встали на его защиту, а скандальная слава книги лишь увеличивала продажи.
Американские методы воздействия на культуру в итоге оказались более действенными, нежели советские; вместо того, чтобы препятствовать публикации книг, ЦРУ способствовало их распространению; оно не угрожало авторам, придерживающимся определенной идеологии, и не принуждало их к выбору.
Кувэ и Финн описывают встречу с партийным чиновником, во время которой Пастернак потерял всякое терпение и просто взорвался: «В вас же есть что-то человеческое, я это вижу, но почему вы говорите штампами? Люди! Люди! - Как будто речь идет о вещи, которую можно достать из кармана штанов». Он не терпел надменности официальной доктрины и не мирился с идеей бесконечно податливого народа, которым можно легко управлять. Однако, принимая во внимание масштабную кампанию ЦРУ по печати и распространению «Доктора Живаго» в карманном формате, становится ясно, что целью агентства было именно создание чего-то, что можно было достать из карманов и чем можно было оказывать влияние на мнения обычных людей.
Пастернак не рассматривал свой роман как оружие для ведения интеллектуальной войны. Он называл его «мое конечное счастье и безумие», вряд ли такую фразу мог сказать человек, считавший свою книгу культурной гранатой. В его представлении, эта работа была чем-то большим, чем просто средство передачи сообщения, и он часто был удручен тем, как международные СМИ цитировали одни и те же отрывки, чтобы показать, как он критикует правящий режим. Он хотел, чтобы в его книге видели роман, а не памфлетистику.
ЦРУ, в свою очередь, было в восторге от повышенного внимания СМИ к антикоммунистическим высказываниям. Помимо всего прочего, ЦРУ также признало, что не только сам роман, но и символизм всей ситуации, сложившийся вокруг него, выставил Советский Союз в самом плохом свете. Пастернак принял Нобелевскую премию, но вскоре добровольно отказался от нее после того, как советские власти оказали невыносимое давление на него и его близких. Образ титулованного, но преследуемого писателя, храброго критика безнравственного режима, стал прекрасным примером для журналистов и антирекламой Советского Союза.
***
Вся эта история, как отмечает «Дело Живаго», несет в себе важный урок о том, что возможности шпионских агентств в ведении культурной войны далеко не безграничны. В настоящее время ни одна из литературных работ, заказанных ЦРУ, не пользуется популярностью, советские писатели, воспевавшие официальную идеологию, позабыты. Зато «Доктора Живаго» знает весь мир. Вмешательство государства в литературный процесс посредством предварительной цензуры, как правило, не имеет успеха: ЦРУ заинтересовалось «Доктором Живаго» лишь после того, как роман был уже написан. Даже если бы они нашли русского автора, готового написать книгу, полную антисоветских настроений, и заплатили бы ему, пожалуй, она все равно никогда не стала бы литературной и журналистской сенсацией. Подлинные литературные произведения намного влиятельнее самых лучших работ, созданных по заказу правительства.
Кроме того, по-видимому, выявление и поддержка культурных артефактов, выражающих национальные интересы, - остается стратегией наиболее эффективной, которую никогда нельзя списывать со счетов, тогда как разведывательные службы одержимы сбором информации, техническими новинками и слежкой. Распространение литературы может показаться разведывательному агентству ребячеством, однако в этом заключается совершенно иная стратегия: положиться на искусство и идеи, которое оно с собой несет вместо того, чтобы кого-то к чему-то принуждать. И для того, чтобы искусство было поистине ценным, оно должно быть чем-то большим, чем просто инструментом преследования политических целей.
Лучше всех эту мысль сформулировал сам Пастернак: «Это неправда, что люди ценят роман из-за того, что в нем замешана политика. Это ложь. Они читают его, потому что он им полюбился».
Источник:inosmi.ru