"Скоро мертвых есть начнем"

- Не поместимся все! - орет пожилой мужчина.

- Оставайся, не мешай! - его пихает женщина с ребенком.

Снова просвистело и разорвалось. Из-за угла показался второй автобус. Люди отхлынули от первого автобуса и приготовились штурмовать этот второй.

- Господи, а если всех накроет?

- Лучше бойся того, куда нас везут...

- Так в Артемовск, говорят.

- А что там, в Артемовске-то, ты знаешь? Выпустят там кишки, и все.

- Быстро, быстро давайте!

Сообщения российского телевидения о том, что военные не выпускают из Дебальцева гражданских, - ложь. Два главных эвакуационных пункта в Дебальцеве на сегодня - горисполком и ж/д-управление. Спасатели вывозят людей на автобусах несколько раз в день, пытаясь вклиниться в короткие интервалы между обстрелами.

На днях не успели - снаряд прилетел к горсовету и разорвался вблизи автобуса, пострадали несколько человек и водитель. В самом здании теперь дыра.

Уезжать надо как можно скорее. А тем, кто не поместился, - уходить в укрытие. В автобусы не помещаются человек пятнадцать, они остаются на пункте - ждать следующего. С пакетами и китайскими сумками, никуда не уходят. Дед со взрослым внуком лет 18 просит закурить. Спрашивает, когда следующий автобус. Я не знаю. Спрашивает, кто знает. Говорю, что, наверное, мэр - он где-то здесь. «А как он выглядит?» - «Я не знаю» - «А что ты знаешь?» - «Что надо уходить отсюда, пока не приехал автобус» - «Это ***» - «А что не ***?» - «Много чего, сынок. Главное - уехать надо. Знаешь, как еще можно?». Но я не знаю, не знаю! «А это не мэр?» Опять грохочет. «Это от нас или к нам?» - «От нас это, а дальше - к нам. Так мэр?» Внук говорит: «Кажется мэр, деда». - «Будет еще автобус или нет, эй?» Но высокий человек с папкой уже зашел в здание горсовета.

Люди остались ждать у посеченных осколками елок перед горсоветом, куски веток вперемешку со стеклом и кирпичной крошкой на асфальте. На газоне - воронка, разрушенный кирпичный дом и, кажется, магазин, не разобрать теперь. На крыльце горсовета засохшие пятна крови. Протяжно свистит и падает где-то уже недалеко.

- Люди, что вы стоите, не слышите, что ли? Заходите внутрь! - военные на крыльце машут стоящим на улице.

- Командиры, твою мать, - отвечают военным.

- Да как хотите!

Но толпа все же быстро втягивается в здание.

Внутри тесно. Меня обступают, как очевидно заезжего. «Молодой человек, вы не поможете с бензином. Нам бы генератор завести». - «У нас на газу машина, простите». - «И что, никак не слить? Нам бы только десять литров. Генератор бы только...» - «Простите...» - «А может, лекарства какие есть?» - «Обезболивающее, и от сердца что-нибудь, от сердца!» - «От гриппа бы еще». - «Скажите, а хлеб когда сегодня раздадут?» - «Инсулин, нужен инсулин!»

- Ну что, спасут Дебалу или сдадут? - выдернула меня из окружившей с просьбами толпы женщина в норковой шубе.

- Кому сдадут?

- Кому-кому, Путину твоему! - сказала норковая шуба. - Всех нас положить хочет.

Высокий мужчина с папкой вышел из кабинета в холл и прошагал к выходу.

- Ну что там? - крикнули ему из толпы. - Когда хлеб дадут?

- Теперь только завтра дадут, - бросил он на ходу.

- Как завтра?! Сегодня жрать нечего! - прокричала в ответ какая-то женщина.

- А вода где?

- Вы издеваетесь, - сказал высокий человек.

- А хлеб? Когда уже начнут раздавать? - донеслось уже из другого конца холла.

- Александр Дмитриевич, у меня маму убило, тело вывезите! Третий день пошел!

На улице бахнуло что-то тяжелое, в горсовете задрожали стекла. Но никто не шевельнулся, все смотрели на мэра.

- Я работаю, - сказал негромко Александр Дмитриевич, высокий человек с папкой. И замолчал, оглядывая набившихся в холл людей.

По его взгляду я бы сказал, что сейчас он кинет эту папку на пол, плюнет и уйдет. Выхватит автомат у стоящего на козырьке солдата и пустит очередь в себя или в этих обезумевших.

Но мэр ничего не сделал, не сказал. Только переложил папку из одной подмышки в другую и стал вытирать платком лоб.

- Так, где хлеб!

- Что значит «где хлеб»?! Час назад вот тут его раздавали! - закричал мэр. - Где вы были?

- Ничего не раздавали!

- Как не раздавали? Люди, что же вы молчите? - мэр в ярости обратился к заполненному холлу. - Раздавали хлеб с утра или нет?!

- Раздавали, - вяло отозвались в толпе.

- А какого черта все молчите? Расскажите другим, оповестите знакомых, пусть приходят! Кончайте только о себе думать!

- А лекарства где? Инсулин где?

- Женщина, я тут один остался! А вы только просите, и просите, и просите! Никто ничего не хочет делать! Вот садитесь - вон там стол - и пишите, какие лекарства нужны, опросите людей!

- Умный такой, а сам решил свалить, - сказала женщина в норковой шубе.

- Не стыдно вам за такие слова-то - свалить? Мне и автобусы надо организовать, и хлеб, и воду, а я один! И с области еще, - тут мэр крутанул пальцем у виска, - требуют, чтобы я эвакуировал компьютеры!

- Совсем долбанулись? На хрен кому эти компьютеры!

- Ну вы даете, женщина, - сказал мэр. - У меня же руководство все-таки есть!

- Парень, ты мне все-таки скажи, когда они угомонятся?

- Кто?

- Да ваши эти *** (гомосексуалисты. - П. К.), - не успокаивалась женщина в норковой шубе. - Вам шо, на России своей земли мало?

- Россия нас освободить хочет, Люда! А эти истребляют! - вмешался мужчина рядом.

- Шо ты мелешь, дурак! Кому ты нужен?

- А зачем они (ВСУ. - П. К.) стоят в городе и лупят по «дээнэру»? Ответка-то на нас летит!

- Да тоже потому что *** - повторила свою мысль Люда. - И те ***, и эти!

- Если бы только бутылочку бензина для генератора или хотя бы пол - телефоны подзарядить да батареи включить...

- У тебя телефон работает?

- Да на крышу надо лезть в пятиэтажках или за горсоветом есть пятачок.

Немного стихает. Во дворе горсовета поднимается лай и визг брошенных собак. Исхудалый грязный алабай бросается на дворняг. Его пытается успокоить такой же грязный и худой мужичок, гладит по загривку, алабай нервно озирается по сторонам. Идем в город.

Затишье для Дебальцева - это утренние часы, примерно с 7 до 11. Затишье - это не тишина. Это продолжительные интервалы между «исходящими» и «входящими» - минут 15 или даже полчаса.

Украинские военные обстреливают позиции сепаратистов, укрепившихся в Углегорске, Фащовке и Никишине, к югу от Дебальцева. Сепаратисты отвечают сначала со стороны Углегорска, а затем уже отовсюду - мины залетают и на окраины, и в город. С 11 слышны «грады» и тяжелые пушки. Снаряды приземляются повсюду и безо всякой логики. Грохот летающих туда-сюда снарядов не умолкает уже ни на минуту. Город простреливается полностью.

От девятиэтажек на Емченко, 1, - они выстроены буквой «П» - до эвакопункта у горсовета нужно пройти около 300 метров. Но для многих это расстояние оказывается непреодолимым. Безо всяких условий люди обитают в трех подвалах - по каждому на корпус. И, оказываясь на поверхности, не отходят дальше 10 метров от входов. Здесь нет никакой связи, и из слухов рождаются самые кошмарные новости. Люди не могут знать, что происходит в мире, в Артемовске, «на горсовете» и в соседнем подвале. Здесь остались самые «тяжелые» - инвалиды, старики, бродяги и несколько детей. Люди собирают для питья сточную воду. Рядом со входом в подвал разведен костер. Тучная женщина с опухшим лицом мешает на костре похлебку коричневого цвета. Всего у подвала человек семь.

- Вам надо эвакуироваться в Артемовск, - начинаем объяснять мы.

- Артемовск горит, там война хуже здешней, - отвечает женщина.

- А как, браток? - вмешивается мужчина в лохмотьях и с грязным лицом. - На Изюме всех разворачивают, никого не пускают, от Изюма - мертвая зона!

- В Изюме и Артемовске мирно, - говорю.

- Да какой! - кричит мужик. - Тут у горисполкома всех расстреливают!

- Да что за ***! - срываюсь я. - Там эвакуация, людей вывозят из города.

- Ну вывозят, а потом расстреливают!

Мальчик-даун рисует на маленьком столике фломастером деревья, похожие на забор. У меня снова спрашивают закурить.

- На сколько вам хватит еды?

- Да дня на два хватит, - говорит женщина. - Потом не знаю. Уже неделю на похлебке сидим.

- Потом мертвых есть начнем, - говорит мужик в лохмотьях.

Идем в соседний подвал. У входа на доске неподвижно сидят две совсем старые женщины, лет по 80. На нас лает собака. Старшая по подвалу Антонина, лет 50, проводит в подвал. Так же холодно, как и снаружи, но еще и влажно. Темнота, пахнет гнилью. И еще кое-чем - в туалет ходят здесь же, в маленький отсек два на два метра. Сдвинутые вместе кровати и диваны стоят на земляном полу. Антонина говорит, что не может выехать, потому что у нее неходячие мать и свекровь. Выясняется, что это те старушки на доске. Антонина просит помочь с транспортом. Я предлагаю доехать до эвакопункта на нашей машине, но Антонина, немного подумав, почему-то отказывается. Начинает плакать, просит - «лучше привезите лекарств». Поднимаемся наверх, навстречу нам торопится полненькая женщина, кричит, что нужен инсулин. Обещаю передать волонтерам. Антонина записывает и передает мне адрес. Если вдруг ее не будет, просить оставить лекарства Сергею, вон тому парню в пуховике. Но Сергей говорит, что завтра пойдет на эвакуацию. Антонина снова плачет: «С кем мы теперь останемся?!»

Наконец кто-то кричит, чтобы мы уходили.

- Телевидение приедет, а потом начинают по нам стрелять! Это вам специально для картинки, мы знаем!

Снова начинает греметь. Мины ложатся с грохотом где-то за горсоветом. Те, кто стоял на улице, перемещаются ко входам в подвалы. В подъезде дома на 20-летия Победы две женщины, увидев нас, говорят, что в свой подвал больше никого не пустят. Мимо проезжает старик на велосипеде - в пакете на руле две буханки хлеба. Идем назад к горсовету.

Не поместившиеся в автобусы опять ждут на улице.

Рассказывают, что алабай снова бросался на дворняг и его пристрелили военные. И я уже не могу понять, что здесь правда, а что - нет.

На обочинах трассы при выезде из Дебальцева несколько разорванных машин и упавшие деревья. Сама дорога разбита техникой и обстрелами. Но до села Луганского (треть пути до Артемовска) надо мчать на полном ходу - этот участок считается самым опасным, попадает под перекрестный огонь и «ДНР», и «ЛНР». Уже в Луганском встречаем на трассе покореженную сгоревшую «десятку», которую пилят спасатели. На носилках окровавленное тело заносят в кунг.

Убитых и раненых, гражданских и военных свозят в Артемовск. Военный госпиталь делит одно здание с клиникой для гражданских. Раненых подвозят волонтеры на собственных же машинах, переоборудованных в медички, и нацгвардейцы на джипах.

Олег Войцеховский, замкомандира медицинской роты Нацгвардии, показывает мне новый корпус - заброшенное еще недавно здание, которое добровольцы будут ремонтировать под полноценный госпиталь.

- Это все не на месяц и не на два. Два-три года будет эта война, - говорит Войцеховский, закуривая. - Если только Путин не поймет раньше, что нельзя победить Украину. Даже если уничтожит всю армию, то поднимет народ. Пусть поймет и уведет своих «отпускников» отсюда.

- А что местные?

- Не воюют местные. Не хотят местные никакой войны... Но если сдадим Дебальцево, война пойдет и в Артемовск, и дальше.

Войцеховский тушит сигарету ботинком. В тот же день «грады» впервые долетают до деревни Зайцево, южной окраины Артемовска.

Источник:novayagazeta.ru