К числу последних можно отнести смену политических режимов в странах региона, усиление националистических и даже милитаристских настроений в массах, всеобщее неверие в многосторонние механизмы обеспечения военной безопасности, а также укрепление в политической власти крыла «автономистов», ратующих за усиление национального военного потенциала.
В регионе продолжала набирать обороты гонка вооружений. Одна за другой возникали конфликтные ситуации, связанные с заходом военных кораблей и самолетов (в том числе беспилотников) в зону ответственности стран-соседей. В отдельных случаях регион оказывался на грани войны, как это произошло в начале февраля, когда китайский военный корабль произвел боевое нацеливание на японский катер пограничной охраны.
Отношения между Китаем, Японией и Южной Кореей продолжали оставаться крайне нестабильными. Япония, новый кабинет которой сделал ставку на националистические лозунги и взял курс на активизацию военной компоненты в политике обеспечения национальной безопасности, продолжала оставаться в условиях внешнеполитической изоляции. Откровенно плохими были ее отношения не только с Китаем (что неудивительно в свете эскалации проблемы Сэнкаку), но и с Южной Кореей, с которой она, казалось бы, должна была объединяться перед лицом общей угрозы. Политические отношения оставались практически в замороженном состоянии, почти не развивался и диалог в военно-стратегической сфере. На этом фоне так и не возобновились переговоры о создании зоны свободной торговли в формате «большой тройки». Не прошел в минувшем году и саммит трех стран, который продемонстрировал свою эффективность в качестве клапана, позволяющего партнерам «выпустить пар».
Что касается Китая, то в международных делах был взят курс на отход от «завещания Дэн Сяопина», согласно которому Китаю следует придерживаться сдержанной и умеренной политики. В отношениях с Токио Пекин продолжал курс на ужесточение позиции по вопросу об островах Сэнкаку/Дьяоюйдао, последовательно наращивая свое военное присутствие в близлежащих акваториях. Своего рода пиковой точкой конфронтации стало провозглашение Китаем в ноябре новой идентификационной зоны полетов, которая в нескольких местах перекрывает японскую и южнокорейскую зоны и проходит через спорные акватории. В результате произошло новое обострение отношений Пекина не только с Токио, но и с Сеулом и даже с Канберрой.
Многие надеялись, что проактивная линия Пекина в региональных делах, направленная на утверждение китайских территориальных и иных претензий, связана в первую очередь с процессом передачи власти и со временем уступит место более взвешенному подходу, предполагающему поиск компромиссов и отказ от излишней жесткости в отношениях с соседями. Однако этого не произошло. Можно предположить, что одной из причин такого положения дел является соблазн использования вопросов внешней политики для отвлечения внимания населения от внутренних трудностей, связанных с ошибками в проведении государственной политики, прежде всего в экономической области. Однако нельзя отрицать и более глубинную причину - объективный процесс осознания Китаем своей новой геополитической роли в регионе, основанной на его экономической и военной мощи.
Наблюдалось некоторое сближение на антияпонской основе Южной Кореи и Китая. Обе стороны осуждали фронду Абэ по вопросам истории и «милитаристскую» политику его кабинета. В июне 2013 года новый президент РК Пак Кын Хе нанесла визит в Пекин, в ходе которого стороны намеренно дистанцировались от точек раздора в интерпретации исторического прошлого и сосредоточились на достигнутом позитиве. Активизировался и двусторонний китайско-южнокорейский диалог по вопросу о создании зоны свободной торговли. Однако после демарша с объявлением идентификационной зоны полетов в китайско-южнокорейских отношениях вновь наметилась трещина.
Обращало на себя внимание то, что практически без ответа оставались попытки США примирить Японию и Южную Корею. Например, никак не отреагировала южнокорейская сторона на призывы министра обороны США Ч. Хагеля укреплять военно-стратегический треугольник Вашингтон - Токио - Сеул, озвученные министром во время визита в Корею в начале октября. Сеул продолжал настороженно относиться к активным действиям Токио в сфере безопасности, считая новую политику кабинета Абэ вызовом, если не сказать угрозой, для собственной национальной безопасности.
Неясно, приведет ли сложившаяся в конце 2013 года ситуация в сфере безопасности к конкретным договоренностям между Токио и Сеулом о военно-стратегическом взаимодействии - потенциальные партнеры пока еще испытывают взаимное недоверие друг к другу. Япония, похоже, не слишком дорожит отношениями с Южной Кореей, о чем свидетельствует демонстративный визит премьер-министра С. Абэ в храм Ясукуни, совершенный им в канун Нового года. С самого начала было ясно, что этот демарш будет расценен как оскорбление не только в Пекине, но и в Сеуле. Тем не менее, внутриполитические соображения для японского руководства оказались сильнее.
Значимой тенденцией года стало нарастание алармистских настроений во многих столицах восточноазиатских стран, озабоченных ростом амбиций Китая. Эти настроения, в частности, основывались на опасениях по поводу формирования некоего тайного сговора между Вашингтоном и Пекином. Они подпитывались обстановкой секретности, в которой проходили двусторонние контакты лидеров США и Китая (например, прошедшая в июне 2013 года в Калифорнии встреча Барака Обамы и Си Цзиньпина). Многие в Токио, Сеуле, Маниле и Ханое с большим подозрением отнеслись к идее, высказанной 20 ноября в ходе выступления советника президента США С. Райз в Джорджтаунском университете, о необходимости выстраивания Соединенными Штатами «новой модели» в отношениях с Китаем. Эту идею расценили как намерение договориться о новом разделе сферы ответственности в пресловутом формате «Большой двойки». Некоторые обозреватели даже пришли к выводу о том, что США теперь пойдут на китайские требования и признают ключевые интересы Пекина в Восточной Азии.
Подозрения вызвала и официальная реакция Вашингтона на объявление Китаем новой идентификационной зоны полетов. Так, вице-президент США Дж. Байден не встал, как многие рассчитывали, однозначно на сторону Токио, и обратился одновременно к Китаю и Японии с призывом создать механизмы урегулирования кризиса. Многих насторожило и то, что хотя США направили два бомбардировщика в новопровозглашенную зону, американское правительство порекомендовало своим частным авиакомпаниям полностью подчиниться китайским требованиям.
Подобные опасения, которые Вашингтон, похоже, так и не смог полностью развеять в ходе консультаций с союзниками, многократно усилили позиции националистического крыла в политическом истеблишменте стран региона, ратующего за более активный и самостоятельный курс в области военной безопасности.
Особенно сильные аргументы в пользу «автономистского» курса в сфере безопасности его сторонники получили в октябре 2013 года, когда внутриполитические соображения заставили Обаму отменить свой визит в Азию и отказаться от посещения саммита АТЭС и Восточноазиатского саммита. Тот факт, что неспособность Обамы договориться с Конгрессом по бюджетному вопросу привела к отмене давно запланированного визита, была расценена не просто как слабость действующей администрации, но и как проявление неискренности провозглашенного Вашингтоном тезиса о «ребалансировке» и «повороте в Азию», предполагающего его более активное участие в азиатских делах, да и просто как свидетельство ненадежности США в качестве военно-политического союзника. У многих появились «смутные сомнения», хватит ли у США сил обеспечивать прежние гарантии безопасности и можно ли теперь будет полагаться на них в полной мере.
Ирония судьбы заключается в том, что в новой геополитической реальности транстихоокеанские отношения в военной области между США и их восточноазиатскими союзниками совершенно необязательно получат новый импульс для своего развития и в случае обострения американо-китайских отношений. Скорее, наоборот, такой поворот событий неизбежно усилит опять-таки позиции «автономистов», ратующих за политику опоры на собственные силы в деле обеспечения военной безопасности, что в свою очередь приведет к новому витку гонки вооружений. Таким образом, жизнь в очередной раз демонстрирует ущербность блокового принципа при решении вопросов международной безопасности. Однако формирующаяся в Восточной Азии «новая биполярность», похоже, будет и в дальнейшем воспроизводить психологический климат «холодной войны», блокируя любые попытки установления взаимного доверия между государствами.
Источник:mgimo.ru