После Альмы Меншиков не знал, что будет делать противник. 12 (24) сентября он предположил, что противник хочет отрезать Севастополь и весь Крым от Перекопа, то есть от остальной России. И он решил помешать этому. В Севастополе командующий русскими войсками в Крыму оставил весьма слабый гарнизон - восемь резервных батальонов. Такой гарнизон не мог противостоять вражеской армии. По сути, Севастополь был оставлен без защиты с суши. Для формирования флотских соединений и организацию обороны были необходимо время. А враг мог ударить в любое время.
Корнилов возражал против увода армии из Севастополя. Но Меншикова уговорить не смог. Тот считал, что его задача - сохранить связь с Россией и воспрепятствовать полному обложению Севастополя, так как его армия создавала фланговую угрозу войскам западной коалиции. При этом он увёл даже всю кавалерию, ухудшив возможности гарнизона Севастополя по разведке. 13 (25) сентября армия Меншикова вышла к Бельбеку. 14 (26) русские войска расположились на реке Каче. Адмирал Нахимов не одобрил этих маневров и назвал действия Меншиков «игрой в жмурки».
Корнилова Меншиков назначил командующим в Северной части города, а Нахимова - в Южной. Однако, после того как союзники отошли от Северной стороны и обложили Южную, Нахимов попросил Корнилова взять на себя командование. Нахимов стал главным помощником Корнилова. Нахимов в это время считал, что он не способен к самостоятельному командованию на суше. При этом сообщил командующему, что готов погибнуть, защищая город. Видимо, сыграла свою роль и определённая психологическая подавленность Нахимова. Он ясно видел, что город не спасти. Адмирал находился в мрачном расположении духа. При этом он старался скрыть это чувство обречённости, чтобы не подрывать боевого духа бойцов. Судя по всему, Нахимов уже принял тяжелое решение - он погибнет вместе с Севастополем. Надо сказать, что после гибели Корнилова Нахимов уже не подавал признаков подавленности. Он стал главным символом обороны города и не мог позволить себе слабости, подрывающей боевой дух защитников.
Работа Корнилова, Тотлебена, Нахимова и Истомина после ухода армии Меншикова была просто титанической. Непонятно когда эти железные люди спали. Они сделали всё возможное и невозможное, чтобы подготовить Севастополь к тяжёлой борьбе. При этом строить укрепления приходилось не только в условиях постоянного ожидания нападения врага, но нехватки буквально самых элементарных вещей. Так, в Севастополе были и гениальный инженер Тотлебен, и саперы, и самоотверженные работники, но не оказалось железных лопат и кирок (!). Видимо, кто-то годами расхищал деньги, отпускаемые на шанцевый инструмент. Кинулись в Одессу, но там кирок не оказалось, а лопаты отправили только 3 октября на конных подводах, и они прибыли 17 октября. До этого времени приходилось копать и долбить грунт, часто каменистый, а затем и ежедневно восстанавливать разрушаемые вражеской артиллерией брустверы с помощью деревянных лопат.
Тотлебен значительно расширил фронтальную позицию на Северной стороне и фактически заново оборудовал оборонительную линию на Южной стороне. Из-за нехватки времени не было возможности строить мощные, долговременные укрепления. Приходилось работать по всей линии, пользоваться тем, что мог дать город и флот. Тотлебен применил следующие принципы: выбирал ближайшую к городу, удобную позицию, выставлял на ней артиллерию; эти позиции соединял траншеями для стрелков; между основными пунктами обороны кое-где поставили отдельные батареи. В результате Севастополь получил довольно сильную фронтальную и фланговую оборону. Работу вели титаническую. Строили день и ночь. В результате там, где до этого были лишь отдельные укрепления, не связанные с друг другом и имеющие большие не защищённые промежутки, была оборудована сплошная оборонительная линия с артиллерийскими позициями, блиндажами, укрытиями, пороховыми погребами и линиями связи. В итоге противник упустил момент для открытого штурма и приступил к осадным работам.
Что делать с флотом?
Когда Корнилов спросил Меншикова: «Что делать с флотом?» Главнокомандующий ответил: «Положите его себе в карман». Корнилов по-прежнему требовал указаний на счёт флота. Тогда Меншиков ответил более определённо: орудия снять, моряков отправить на защиту города, корабли просверлить и приготовить к затоплению, загородить ими вход в бухту.
Ещё 9 (21) сентября Корнилов собрал совещание и предложил, несмотря на огромный численный и технический перевес союзников, выйти в море и ударить по врагу. Гибель была почти неизбежной, но при этом русский флот сохранял честь, избегая «постыдного плена» и мог причинить врагу серьёзный урон, который мог сорвать наступление коалиционной армии в Крыму. Русский флот мог воспользоваться беспорядком в расположении британских и французских кораблей у мыса Улюкола, ударить первым, выйти на близкую дистанцию и пойти на абордаж. В крайнем случае, когда экипажи исчерпали средства борьбы и корабли получали серьёзные повреждения, предлагалось подрывать себя вместе с врагом.
Этот отважный план был одними поддержан, другими отвергнут. Корнилов поехал к Меншикову и заявил о готовности вывести флот в море и ударить по врагу. Командующий категорически запретил это. Он снова приказал затопить корабли. Корнилов продолжал стоять на своём. Тогда Меншиков сообщил, что если Корнилов не будет подчиняться, его отправят на службу в Николаев. Корнилов вскричал: «Остановитесь! Это - самоубийство… К чему вы меня принуждаете… Но чтобы я оставил Севастополь, окруженный неприятелем - невозможно! Я готов повиноваться вам».
Адмирал Нахимов также выступал за решительные действия флота. Но, он был вынужден признать: «…Приложение винтового двигателя окончательно решает вопрос о нашем настоящем ничтожестве на Чёрном море… нам остаётся одно будущее, которое может существовать только в Севастополе …потеряем Севастополь и флот, мы лишимся всякой надежды на будущее; имея Севастополь, мы будем иметь и флот … без Севастополя нельзя иметь флота на Чёрном море; аксиома эта ясно доказывает необходимость решиться на всякие меры, чтобы заградить вход неприятельским кораблям на рейд…» Корнилов обратился к морякам с приказом, где говорилось, что им приходится отказаться «от любимой мысли разить врага на воде» и они нужны для защиты Севастополя. «… Надо покориться необходимости: Москва горела, а Русь от этого не погибла…»
На рассвете 11 (23) началось затопление кораблей. В Севастопольской бухте, поперёк рейда затопили корабли - Силистрия», «Варна», «Уриил», «Три святителя», «Селафаил» и два фрегата - «Флора» и «Сизиполь». Через некоторое время для усиления заграждения дополнительно затопили корабли «Двенадцать апостолов», «Святослав», «Ростислав», фрегаты «Кагул», «Месемврия» и «Мидия». Важность этого мероприятия признал и противник. Французский адмирал Гамелен отмечал, что если бы русские не перекрыли вход в Севастопольскую бухту, то без сомнения что союзный флот после первого выдержанного огня вошёл бы в неё с успехом и установил связь с сухопутными силами.
Надо сказать, что затопление кораблей является проблемой, которая вызывает споры исследователей. Одни считают, что это был необходимый и вызванный военной целесообразностью шаг. Большинство военных историков пришло к заключению, что потопление кораблей было рациональным поступком. Однако существует и прямо противоположное мнение. Так, военный теоретик полковник В. А. Мошнин в специальном труде об «Обороне побережья», который вышел в 1901 году, назвал это событие примером «безумного, бессмысленного уничтожения своих собственных средств…» По его словам, такому поступку нет оправдания.
Военный писатель Д. Лихачев в 1902 году сделал вывод, что заграждение входа на севастопольский рейд затопленными кораблями Черноморского флота имело в тактическом и стратегическом отношениях, отрицательное значение. По его мнению, сухопутную оборону можно было усилить корабельным орудиями и без затопления кораблей. При этом он признавал, что выход Черноморского флота (имевшего 45 кораблей, включая малые корабли) в море для атаки вражеского флота (89 кораблей, включая 50 колесных и винтовых пароходов) не имел надежды на успех. Лихачёв считал, что поспешное решение о потоплении кораблей повлияло на оборону Севастополя. В случае сохранения кораблей осталась бы серьёзная угроза для вражеского флота и морских коммуникаций противника. Это вынуждало противника всю осаду сохранять тесную блокаду Севастополя с моря, чтобы обеспечить свою оперативную базу и коммуникации.
Затопление кораблей было воспринято с глубокой болью всеми моряками. Для них родные корабли были живыми существами, способными оценить все их хлопоты. Однако моряки не впали в уныние, а, наоборот, мобилизовали все свои духовные силы для отпора неприятелю. Формировались новые части, во главе них ставились опытные командиры, распределялись боевые участки. Корнилов и Нахимов определяли главные задачи частей и подразделений. Строились укрепления. С кораблей снимались орудия. В итоге почти вся оборонительная линия (кроме 6-го бастиона) была вооружена корабельными орудиями. Таким образом, Черноморский флот и стал оборонительным рубежом, который защищал Севастополь.
11-12 (23-24) сентября было сформировано 17 флотских батальонов, общей численностью в 12 тыс. человек. Когда брали людей с кораблей, по воспоминаниям капитан-лейтенанта Воеводского, самое трудное было отобрать команду, которая оставалась на корабле. Воеводский отмечал: «Что не сделаешь с этакими людьми? Всякая похвала людям будет недостаточна, только в такое тяжелое время можно оценить их».
Вместе с орудиями перевозили и различные корабельные вещи материалы. Так, цистерны для воды приспособили под пороховые погреба. Перевозили порох, снаряды, различные артиллерийские принадлежности, зрительные трубы и т. д. Изо дня в день бастионы Севастополя усиливались новыми сооружениями и батареями. Люди работали с удивительной энергией, свойственной русскому человеку в дни тяжелейших испытаний. Трудности и опасность делали русских только сильнее, заставляли их проявлять свой невиданный потенциал. Матросы с утра до ночи копали рвы, траншеи, выкладывали стенки, возили орудия и разные припасы, оборудование на горы, а ночью несли дозорную службу.
С каждым днём оборона Севастополя усиливалась. Только за три недели непрерывной работы (с 15 сентября по 5 октября), которая кипела днём и ночью, защитники построили 20 батарей. Артиллерийские вооружение внешних укреплений усилилось в два раза - с 172 до 341 орудия. А всего за время героической обороны Севастополя на сухопутных позициях установили 2 тыс. орудий с русского флота. При этом с самого начала сражения корабельные орудия показали большую эффективность в деле поражения укреплений противника, чем обычные легкие осадные и полевые пушки.
Армия Меншикова вышла к Северной стороне Севастополя только 18 (30) сентября, когда в Севастополе уже давно приняли решение стоять насмерть и вели активные работы по оборудованию позиций. До этого момента от него известий не поступало. Меншиков переправил на Южную сторону три пехотных полка, чем усилил оборону города. Но, командующий по-прежнему мало интересовался тем, что происходит в Севастополе. Свою главную квартиру (штаб) он расположил под Бельбеком. Меншиков сообщил Корнилову, что попытается организовать «диверсию», чтобы отвлечь противника от города. Однако Корнилов и Нахимов сомневались в пользе такого мероприятия и не верили в стратегию командующего. 2 октября Нахимов вывел оставшиеся корабли из Южной бухты и расставил их так умело, что они до своего конца оказывали артиллерийскую поддержку обороне Севастополя.
Таким образом, Россия обязана Корнилову, Нахимову, Тотлебену и Истомину в том, что сильный враг с ходу не взял Севастополь и не захватил русские корабли. Меншиков не справился с задачей организации сухопутной обороны Севастополя. Только железная воля и умение этих великих людей спасли Российскую империю от позора быстрого падения города. Так началась героическая 349-дневная Севастопольская оборона, которая стала одной их самых ярких страниц в русской истории.
К сожалению, Корнилов, организовавший оборону Севастополя, погибнет уже во время первой бомбардировки города - 5 (17) октября 1854 г. Но его миссию на себя возьмёт другой герой Севастополя - Павел Степанович Нахимов.
Источник:topwar.ru