Жизнь отсюда ушла, а люди остались

Человеческая жизнь отсюда ушла несколько месяцев назад, а люди остались. Почему-то они так и не ушли с Петровки. Хотя война идет прямо здесь, в районе - вплотную к этой Петровке примыкает Маринка, поселок, контролируемый украинскими войсками. Воюющие стороны разделяют две высокие горы с породой, поднятой с 300-метровой глубины на «Трудовской». Но снаряды перелетают даже через эти терриконы. И если начинается обстрел, местные бегут через развалины своей Петровки в бомбоубежище, обустроенное в дирекции шахты. Но когда стихает, выходят - до следующего артобстрела, и снова бегут назад. Не все успевают добежать.

Многие и не выходят. Бухгалтеры «Трудовской» сидят в подвальной комнате, заставленной компьютерами. Шахта не работает, но женщины все продолжают что-то считать.

- Ну что, стреляют там? - спросила женщина в бесформенном свитере. - Правосеки не атакуют?

- Никто не атакует, - говорим.

- Господь услышал мои молитвы, - откликнулась одна из бухгалтеров. А другая, лет 45, оглядела нас с улыбкой и сказала: «Мальчики, а вы не к нам?»

С волонтером Димой из группы «Ответственные граждане» мы привезли кое-какие вещи для обитателей бомбоубежища. И мягкую игрушку для Насти - 7-летней девочки, которая живет здесь с матерью. Когда Дима был здесь последний раз, Настя попросила панду. Они жили с матерью в общей подвальной комнате с матрасами. Сегодня в бомбоубежище ни ее, ни мать мы так и не нашли. Может быть, вернутся вечером, объяснили нам бухгалтеры.

У проходной шахты курят двое охранников, рядом вьются бродячие собаки. Заметив машину Димы, и те и другие с интересом ждут, что появится из багажника. У одного из щенков трясутся лапы, как будто его лихорадит.

- Да контуженый он, - говорит мне один из охранников. - Не хочешь забрать? У нас тут таких видишь - полно…

«Ответственные граждане», надо сказать, пока вообще единственные, кто на постоянной основе занимается гуманитарной помощью на подконтрольных ДНР территориях.

На днях ребята привезли сто с лишним одеял в психиатрическую лечебницу на Петровке - все последние месяцы она находится в зоне активных боев. Одеяла, как заверил волонтеров главврач, получены и в полном объеме распределены среди пациентов. Мы едем проведать обстановку и узнать, нужно ли что-то еще.

- Работа вообще на свой страх и риск, - говорил мне Дима по дороге в лечебницу. - Нас почти не трогают, потому что кто тогда будет заниматься кинутыми?

- А вот эти гумконвои как же?

- Слушай, сколько уже их было, но ни я, ни кто другой ничего российского в регионе вообще не видел. Так что даже не спрашивай меня про эти гумконвои.

Еще совсем недавно на территории психиатрической клиники дэнээровцы держали блокпост. Сейчас блокпост перенесли почти к самой Маринке. Но блиндажи при въезде на территорию диспансера так и остались. Мы паркуемся у распахнутых ворот и идем к входу. Тут и там на земле - воронки от снарядов, пробит высокий кирпичный забор. Шестиэтажки-близнецы из бледно-красного кирпича виднеются в легком тумане. Из ближайшего зарешеченного окна на нас смотрят четыре пары глаз. А из соседнего окна доносится мужской плач. На закрытом сеткой балконе закуривает папиросу женщина в тельняшке.

- Иисус, прогони их всех, и мы покаемся, - говорит она, втягивая дым. - Будь мужиком и защити.

- Надя, хватит, - зовут изнутри. - Проветрилась, заходи.

- Каратели, - негромко говорит Надя. - Не видишь, дама курит.

Молодой и бодрый главврач Евгений встречал нас в своем кабинете. Полки заставлены книгами и журналами. На стене фотокопия вангоговского «Подсолнуха» в окружении крупных черно-белых портретов Мадонны. Играет радио с европейскими хитами.

- Врач не может быть за войну, - начинает Евгений. - Врач не может приветствовать страдания людей - не важно, с какой стороны. Но мы оказались на этом краю. Нас столкнули, понимаете?

Между книг в шкафу воткнут небольшой флажок ДНР. Евгений показывает письмо департамента здравоохранения Донецкой области. Персоналу клиники предлагается переехать вместе с пациентами в Мариуполь.

- Как они это представляют себе? Нет, мы не можем это осуществить - перевести почти две сотни пациентов. Ну а раз не можем, нас всех уволят.

- И пациентов?

- Это практически произошло. Государство прекратило снабжение лекарствами, врачи не получают зарплату. Осталось только покончить с нами формально. Тем более клиника уже переподчинена ДНР.

Я спросил Евгения, почему дэнээровцы из всех строений выбрали именно лечебницу - под нужды блокпоста.

- А кто знает, - сказал главврач. - Они и сейчас у нас живут - пара десятков человек во втором корпусе. Днем служба, ночью спят, крыша над головой есть, а нам спокойнее, вроде же как нас защищают.

- Но вас же обстреливали?

- Еще как! У ополченцев гаубица как даст, в течение часа ждем ответа.

Как пострадала лечебница от обстрелов, мне показывает старшая медсестра Анна Николаевна. Поднимаемся на шестой этаж в общее отделение.

- Каратели попали в окно коридора, - говорит невысокая плотная сестра. - И вот там, на посту - залетело в окно и ударило в стену. Слава богу, сестры не пострадали.

- Да, господь нас уберегает, - сказала другая сестра. - Сколько этих обстрелов было, сколько окон побило, никто, тьфу-тьфу, не пострадал.

- А пациенты?

- Все целые, невредимые, - сказала Анна Николаевна. - Сейчас мы пообщаемся. Лена, отведите.

Психиатр из общего отделения Лена повела нас по палатам. В отделении было всего шесть или семь палат. Двери раскрыты, но пациенты все равно сидят внутри. Дверь одной из палат с решетчатым окном закрыта на задвижку. «Это для буйных, но буйных у нас здесь нет, - сказала Лена. - Вот Аня Безфамильная. С 2004 года к нам поступила, и так и живет. Фамилию не помнит, ничего не помнит».

- Безфамильная я, - сказала девушка в платке. - Но живу хорошо.

- А остальные как живут? - громко спросила доктор. - Корреспондент с Москвы приехал.

- Хорошо живем, - сказала женщина с дальнего конца.

- Пациенты разные, - говорит Лена. - Кто-то амбулаторно ходит, кто-то добровольно лежит, кого-то привозят принудительно по решению суда, если он опасен как-то.

- Но суды же сейчас не работают.

- Вот я и говорю. Люди добровольно едут и без суда, - улыбнулась Лена.

- Пациенты у нас очень хорошие все, - вмешалась старшая сестра.

- Есть хорошие, а есть еще с мозгами, - сказал позади мужской голос.

- А это Славик, - сказала Лена. - Он наша прелесть. Добрый, милый, любит полы мыть.

- Священник я! Выпускник семинарии, но был изгнан за пьянку, - сказал высокий пожилой мужчина в телогрейке.

- Видите, какой прекрасный! Да, Славик?

- Какой я тебе Славик? Для тебя я Вячеслав Первый!

- Ну-ну, не гоношись, уйди в палату, - сказала старшая медсестра. И Славик скрылся за дверью с открытой фрамугой. - Вообще он у нас хороший.

- Как на воле? - негромко спросил через фрамугу Вячеслав Первый и тут же громко продолжил: - А у нас все хорошо!

- Как вы сюда попали? - спросил я.

- Я вам хочу сказать вот что, - сказал Вячеслав Первый, - они здесь все того, вы понимаете, все?

- В смысле?

- Ну присмотритесь. Все здесь сумасшедшие.

- Что ты говоришь такое, Славик?

- А что я говорю? - сказал Вячеслав. - Разговор, как всегда, о фашистах. Нас окружили фашисты! Порошенку на парашу, победа будет наша!

Я спросил старшую сестру, откуда пациенты узнают новости.

- Так оттуда же, откуда мы, - обрадовалась вопросу Анна Николаевна. - Вместе с нами смотрят.

- А что смотрите?

- Да только ваше, российское, и смотрим, - сказала Анна Николаевна. - Правдивая информация у вас там идет, все вам это подтвердят. Нету вот этой лжи, как на украинском телевидении.

Из палат к нам выходили другие пациенты - в основном женщины, многие в платках и старых сарафанах, с жилистыми шеями, руками, многие почти без зубов. Женщины молча ждали, когда мы начнем спрашивать, и первыми говорить не начинали.

- Как вам новые одеяла? - спросил я.

- Нету одеялов, - ответила нам женщина в шерстяных колготках.

- Как это нету? Есть одеяла, - вступила Анна Николаевна. - Просто не приклеили еще бирки.

- Как в целом живется?

- Ну как, - задумалась женщина в колготках. - Не знаю даже.

- Скажи - хорошо: кормят неплохо, тепло есть…

- Одеялов нету, - повторила женщина. - Покаяться надо Иисусу Христу.

- Да есть одеяла! Вот заладила, - смутилась Анна Николаевна. - Пойдемте дальше.

- Пенсию не дают, - заговорила нам вслед женщина.

- Так Украина и не дает, - сказала старшая сестра.

- Не дает, - повторила женщина и заплакала.

Те самые ополченцы, о которых говорил главврач, жили в соседнем корпусе-близнеце. Здесь им выделили правое крыло последнего этажа. А в левом так и живут пациенты. Палаты ополченцев вместо дверей прикрывают одеяла. Изнутри доносится звук включенного телевизора. Из-за одеяла показывается человек в бесформенном камуфляже.

- Виктор - наш защитник, - сказала Анна Николаевна. - Мы очень рады, что ребята с нами сейчас.

- Ничего, скоро кончим, - сказал Виктор. - Раздавим укропов и будем жить!

- Где будете жить?

- Отстроим все заново, города, поселки, предприятия! - сказал Виктор. - Главное - победить.

- Да хоть у нас пусть живут, - вздохнула старшая сестра, - лишь бы отогнали от нас этих извергов…. А вот Саша идет, пациент. Саш, расскажи-ка, про войну.

- Я считаю, правильно мужики делают, - сказал Саша, молодой мужчина в фуфайке. - Война с мучителями - дело хорошее.

- Согласен, - сказал ополченец Виктор.

«Вот вы сами видели, какие у нас прекрасные люди, - говорила мне Анна Николаевна, провожая. - Какие правильные вещи говорят. Между прочим, у нас тут и выборы были». Когда мы выходили из корпуса, старшая сестра показала агитплакаты, приклеенные на стене подъезда.

- Как же голосовали? - спросил я сестру

- Как-как, конечно, за Захарченко! - снова обрадовалась Анна Николаевна. - О, у нас пациенты всё знают и понимают, все хотели голосовать. Ну, кроме некоторых, знаете, кто совсем не мог…

Гражданское бомбоубежище находится в нескольких сотнях метрах от лечебницы - в частном секторе. По сути, это обычный подвал, оборудованный под поляной - глубиной всего около метра. Внутри работают калориферы, но все равно сыро; в комнатах - запахи грязной одежды и влажного бетона. Под потолком - 60-вольтовая лампочка. Работает небольшой телевизор. В подвале этом живут несколько неполных семей - женщины от 35 до 50 с детьми. Муж есть только у Вали - безработный шахтер, шахту затопило недавно. С тремя детьми в подвале живет и 24-летняя Нина. Старшей 7 лет, младшему 6 месяцев. На лице Нины и у ее детей - стрептодермия. При этом женщины и дети спят на матрасах. По подвалу бегает беременная дворняга, похожая на таксу.

- Куда нам еще пойти? - говорит Валя. - Выйти на улицу страшно, бежать отсюда - куда? Нас никто нигде не ждет.

- Вам надо хотя бы проветрить помещение, дезинфекцию провести, - говорит Дима.

- Все равно потом так же станет. Жить невозможно и уйти некуда! Только и молимся, чтобы наши победили.

- Я привезу лекарств, - говорит Дима.

- Нурофена если только. А то заболит что-то, хотя бы не чувствовать.

После бомбоубежища Дима едет в обстреливаемый со всех сторон Киевский район. Застрявшие там люди тоже ждут помощи.

Донецк

P.S. Группа «Ответственные граждане» нуждается в спонсорской поддержке - деньгами, вещами, лекарствами для людей. Связаться с ребятами можно через их страничку на Facebook.

Источник:novayagazeta.ru