Буржуи скорее удавятся, чем поделятся

Так какое же это воровство? Они взяли то, что никому не нужно, выброшено. А их будут судить! А вот новость еще похлеще. В Германии человек проработал на предприятии 27 лет. А вот теперь его вышвырнули на улицу, как тряпку - за то, что взял домой несколько никому не нужных картонных коробок, чтобы помочь дочери в переезде.[2]

Вот он, капиталист. Ему самому не нужно, он выбросил. Но попробуй кто-нибудь другой тронуть - зубами вцепится. В землю закопает, сгноит, уничтожит, лишь бы другим не досталось.

И мне смешно, когда я слышу от наивных людей, что у капиталистов можно пробудить совесть. Некоторые знакомые говорят - мол, как - никак, они тоже русские. Так пусть, мол, подумают о народе, опомнятся, начнут делиться! Ну, вот теперь смотрите, как они готовы делиться! Они даже за мусор готовы людей засудить, а вы верите, что они вдруг раздобрятся и прибылями с народом поделятся? Да они глотку перегрызут любому, кто заикнется об этом.

Но я поняла бесчеловечность капитализма еще раньше. Это был такой урок, так меня по сердцу ударило, что после этого уже никаких иллюзий не осталось.

У моего мужа болгарские корни. Так случилось, что начало девяностых годов мы жили в Болгарии. С работой было очень трудно. Я устроилась работать в ресторане убиральщицей со столов. Хотя у меня высшее образование, но выбора не было.

Это был дорогой ресторан. Он располагался в ЦУМе - центральном софийском магазине, на последнем этаже. Хозяевами были два грека-киприота. До сих пор помню, что одного из них звали господин Ортодоксо.

Как я уже сказала, ресторан был не для простых смертных. Посещала его публика самая лощенная - входящие в силу софийские богатеи и иностранные предприниматели вроде нашего Ортодоксо. Эти последние решили, что Болгария, недавно ставшая капиталистической страной, дает хорошие возможности для бизнеса, и отправились туда делать деньги.

Поэтому мы должны были соответствовать столь отборной публике (пишу это с издевкой). Было много унизительных требований к персоналу. К примеру - мы не имели права ни разу садиться во время рабочего дня. Восемь часов нужно было проводить на ногах. Присесть можно было только в обеденный перерыв.

Много было и другого, что коробило и возмущало. Но самое дикое для меня заключалось вот в чем. Всю еду, выставленную на витрине, мы должны были каждые полтора часа заменять свежей. А всю прежнюю выбрасывать. Не могу описать чувство, с которым я смотрела, как пиццы, запеканки, жареные куриные окорока и прочее на моих глазах швырялись в пластиковые пакеты. Пакеты затем увозили для утилизации. И вся эта груда еды уничтожалась. Человеческий труд, затраченный на то, чтобы ее создать, природные ресурсы, использованные для этого - все превращалось в ничто. Мне не так бы это было невыносимо, если бы еду просто выкидывали на помойку (которая, кстати, находилась в двух шагах, в заднем дворе магазина). Тогда бы ее разобрали голодные бомжи, которых в Софии было очень много. Но нет - этого было нельзя! Ни в коем случае. Я спрашивала секретаршу - почему бы все эти пиццы и бутерброды не оставлять просто рядом с контейнерами, чтобы они пошли на пользу бедным людям, которые голодают. Она сделал огромные глаза, посмотрела на меня как на сумасшедшую, и воскликнула: «Вы что!!! Ведь это же нарушение санитарных норм!!!»

И в то же самое время, когда огромные количества еды уничтожались безо всякой пользы - в мою обязанность входило выгонять голодных бомжей и беспризорников, которые пробирались в ресторан и доедали остатки с тарелок. Это случалось каждый день, а то и по нескольку раз в день. Голодного народу было много… Моя начальница подходила ко мне и говорила что-то в таком роде: Ну вот, опять! Безобразие. Иди, наведи порядок.

И указывала мне на какой-нибудь стол. Я смотрела туда и видела - за столом сидел оборванный, дрожащий человек, и низко наклонившись над тарелкой, жадно ел. Иногда это был мальчишка, грязный и рваный, иногда старуха совсем жалкая. Они были голодные, может, не ели уже несколько дней. И доесть остатки с чужой тарелки им казалось счастьем. А я должна была их прогнать. Никогда не забуду этого - как они смотрели на меня, когда видели, что иду к ним. Они меня видели, понимали, что их сейчас прогонят - и вцеплялись в эту тарелку судорожно, наклонялись еще ниже, и начинали быстрее глотать. Еще хоть несколько ложек успеть съесть, прежде чем прогонят… В эти моменты я себя чувствовала хуже убийцы. И каждый раз перед глазами у меня вставали горы еды, безжалостно уничтожаемой. Почему было ее не отдать вот этим беднягам?

Наконец мне все это стало невыносимо, и я уволилась. Тогда-то я получила наглядный урок, что такое капитализм. И теперь вот вспоминаю, что нам рассказывали про капиталистический Запад и про дореволюционную Россию, как капиталисты уничтожают излишек товаров, лишь бы не снижать цену. Ведь я тогда в это не верила, думала, пропаганда. Не укладывалось в голове, как это можно - без жалости уничтожать то, что может послужить сотням людей. Все-таки мы были советскими, хотя либеральная обработка нашего сознания уже была на полном ходу. И вот теперь я знаю, что все это правда. В капитализме нет места жалости. Прибыль стоит превыше всего. Пусть об этом подумают те, кто верит, что капиталисты способны что-то «осознать» и начать делиться.

Оставьте иллюзии - буржуи скорее удавятся, чем поделятся.

Источник:work-way.com