Почему D-Day мог стать катастрофой

Генерал Дуайт Эйзенхауэр был мрачен, но сдержан, когда утром 7 июня 1944 года зачитал короткое сообщение группе собравшихся репортеров.

«Наш десант в районе Шербур-Гавр не сумел захватить достаточный плацдарм, и я отвел войска. Мое решение наступать в это время и в этом месте было основано на всей доступной информации. Войска, авиация и флот проявили максимальное мужество и преданность своему долгу. Если кого-то и винить в этой попытке, то только меня».

На самом деле, Эйзенхауэр не произносил этих слов. Но он написал их на листке бумаги в те напряженные дни накануне высадки в Нормандии. Хотя день «Д» готовили несколько лет, и в распоряжении у Эйзенхауэра была устрашающая армада войск, кораблей и самолетов, он понимал, насколько рискованно проводить штурм береговых укреплений в самом центре гитлеровского «атлантического вала».

Оглядываясь назад на события 70-летней давности, легко можно предположить, что к июню 1944 года Третий рейх был обречен. Российские армии неумолимо наступали с востока; англо-американские войска шли с запада, а немецкие города и заводы превращались в руины от круглосуточных ударов американских и британских бомбардировщиков.

Но те, кто воевал с немцами, знали, что их нельзя недооценивать.

Думая о наступлении на гитлеровскую европейскую цитадель незадолго до высадки союзных войск, Эйзенхауэр понимал, насколько опасна эта операция.

День «Д» принес успех. Но есть пять причин, по которым высадка могла закончиться катастрофой.

Немцы могли узнать о месте высадки десанта. К началу 1944 года все знали, что скоро начнется наступление. Знало население Британии, наблюдая за тем, как их остров буквально тонет под весом американских дивизий, которые одна за другой прибывали в страну. Знал и Гитлер, и в связи с этим он перебросил свои элитные танковые дивизии с Восточного фронта на запад.

Важнейший вопрос заключался не в том, придут или нет союзные войска, а где они будут наступать. Господство на море обеспечило союзникам колоссальную гибкость в выборе места наступления, а это означало, что немцам надо было готовиться к высадке вражеского десанта где угодно, от Франции до Бельгии и Нидерландов (Гитлер даже был уверен в том, что в Норвегии тоже высадится десант).

Тем не менее, немцы могли строить догадки, причем догадки - грамотные. Идеальное место вторжения должно было находиться в пределах досягаемости истребителей прикрытия, действовавших с английских аэродромов. Кроме того, оно должно было находиться как можно ближе к портам в южной Англии, чтобы свести к минимуму время конвоев в пути.

Нормандия была одним из возможных вариантов. Но наиболее вероятным кандидатом являлся район Па-Де-Кале, находящийся всего в 32 километрах от скалистых утесов Дувра на противоположном берегу пролива Ла-Манш. Немцы сосредоточили в Кале крупную группировку войск, и союзники всячески этому способствовали. Они даже создали фиктивную армию под командованием Джорджа Паттона, которая, как казалось, вот-вот начнет высадку в районе Кале. В связи с этим немцы долгие месяцы держали в Па-Де-Кале значительные силы, уверенные в том, что высадка в Нормандии будет лишь обманным маневром. Между тем, союзники в Нормандии безжалостно перемалывали их армии, пока не достигли в августе решающего перевеса, который открыл им путь на Германию.

Но все могло обернуться иначе. Немцы могли догадаться, что местом вторжения является Нормандия. Какой-нибудь немецкий шпион в Англии мог узнать секреты союзников. Неосторожное слово, украденный документ … было множество способов раскрыть и сорвать секретный день «Д».

Результаты этого были бы катастрофическими. Немцы немедленно укрепили бы свои оборонительные рубежи, каждый пляж стал бы огневым мешком, как Омаха-бич, где почти полностью были уничтожены первые волны наступающих американских войск.

Но поистине смертельный удар по дню «Д» могли нанести танковые дивизии, сосредоточившиеся в Нормандии. У них были все возможности сбросить наступающего противника в море. В Нормандию из Па-Де-Кале пришлось бы перебросить крупные подкрепления, что сдержало бы наступательный порыв. Вместо того, чтобы праздновать Новый Год на границе Германии, армии союзников провели бы его на переполненном плацдарме высадки во Франции.

Немецкие танки могли провести контрнаступление. Даже если бы союзникам удалось прорваться через немецкие дзоты и минные поля на берегу, с главными опасностями они столкнулись бы дальше. Самый уязвимый момент в морской десантной операции наступает сразу после высадки, когда на небольшом плацдарме отсутствует глубоко эшелонированная оборона, а к высадившимся войскам еще не подошли с моря танки и артиллерия. Если бы немцы в Нормандии смогли быстро организовать крупное контрнаступление, введя в бой танковые дивизии, то Эйзенхауэру наверняка пришлось бы произнести свою мрачную речь.

Но все было не так просто. Немцы не знали, где будет осуществляться вторжение. Во Франции и в Голландии у них было 10 танковых дивизий. Но где их разместить? Гитлер со своими генералами никак не мог решить этот вопрос. С одной стороны, были командиры из танковой группы «Запад», являвшейся центральным резервом танковых войск во Франции. Они настаивали на том, чтобы сосредоточить танки в центре возле Парижа, откуда можно было нанести массированный удар по любому десанту союзников. Так они действовали в России, где танки выполняли функции «пожарной команды», передвигаясь вдоль фронта и срывая наступательные действия Советов.

Но в России советская авиация было не более чем небольшой помехой. Фельдмаршал Эрвин Роммель, который командовал оборонявшей Францию группой армий «В», два года воевал с британцами и американцами в Северной Африке. Он на собственном тяжком опыте узнал, насколько трудно действовать механизированным войскам и их тыловым колоннам, когда самолеты союзников взрывают дороги и железнодорожные пути. Роммель утверждал, что у Германии будет всего сорок восемь часов на разгром сил вторжения союзников, после чего плацдарм будет укреплен. А это значит, что танки надо размещать ближе к месту высадки вражеского десанта.

Гитлер хоть и изображал из себя диктатора с железной волей, но зачастую проявлял поразительную нерешительность. Когда встал вопрос о размещении танков, он разбил танковые дивизии на три части, отдав одну часть Роммелю, одну танковой группе «Запад», а третий резерв оставив в своем подчинении. Основные танковые силы не могли даже тронуться с места без личного указания фюрера. В решающие первые часы высадки, когда немецкие командиры умоляли дать разрешение на ввод в бой танков, им было сказано, что Гитлер спит. В первый день лишь одна только 21-я танковая дивизия оказалась на позициях для проведения контрнаступления на плацдарм. И ей удалось прорваться до самого берега.

А что если бы к 21-й присоединились еще три-четыре танковых дивизии? У союзников была огневая поддержка корабельной артиллерии с моря. Снарядом из крупного орудия линкора 60-тонный немецкий танк «Тигр» можно было перевернуть вверх днищем. Но у союзников не было танков и противотанковых орудий, они были дезорганизованы сразу после высадки, и им не хватило бы времени для закрепления на захваченных позициях.

В теории идея командиров из танковой группы «Запад» о централизованном танковом резерве казалась хорошей, однако по причине изоляции авиацией союзников района боевых действий с воздуха провести контрнаступление с выдвижением из глубины на большое расстояние было бы очень трудно. Но если бы Роммелю отдали десять танковых дивизий, и он смог разместить их неподалеку от Нормандии, где они находились бы в часовой готовности к выдвижению (либо если бы Гитлер 6 июня проснулся рано и дал разрешение на их бросок), то история могла пойти иным путем.

Плохая погода. Самым опасным противником для Эйзенхауэра был не Гитлер. Им была мать-природа.

Проводить крупную высадку десанта в штормовую погоду, когда волны захлестывают десантные суда, было невозможно. Вообще-то день «Д» должен был наступить 5 июня, однако плохая погода вынудила Эйзенхауэра перенести его на шестое. Его синоптики дали правильный прогноз о том, что 6 июня дождя не будет (их немецкие коллеги ошиблись, и поэтому тактическая внезапность высадки была обеспечена).

Но что если бы метеорологи Эйзенхауэра дали ему неверный прогноз (в реальной жизни такое случается)? Что если бы на район вторжения во время или сразу после высадки десанта обрушился шторм? Последствия такого сценария можно было увидеть 19 июня, когда жестокий шторм потопил множество десантных катеров и несколько искусственных гаваней Mulberry, задержав доставку срочно необходимых подкреплений и предметов снабжения. И это было через две недели после начала высадки. Если бы шторм начался во время высадки десанта, результаты были бы катастрофическими.

Немецкие реактивные самолеты. Авиация союзных войск стала решающим фактором, обеспечившим успех в день высадки. Теоретически немцы должны были усиливать свои армии быстрее союзников. Им было проще перебрасывать подкрепления автомобильным и железнодорожным транспортом, а вот союзникам, у которых не было крупного порта, приходилось ценой огромных усилий переправлять войска и припасы морем через захваченные плацдармы.

Но в битве по наращиванию усилий победили союзники. Немецкие войска не могли передвигаться по дорогам днем, опасаясь атаковавших с бреющего полета вездесущих истребителей союзных войск. Французская железнодорожная сеть была разрушена в ходе продолжительных бомбардировок силами авиации союзников. Те подкрепления, которые должны были добираться до линии фронта в считанные дни, доходили туда за недели.

Все это произошло из-за того, что немецкие военно-воздушные силы были на последнем издыхании. Лучшие летчики погибли, винтовые истребители немецких люфтваффе устарели, им не хватало топлива, а их силы иссякли в попытках остановить американские стратегические бомбардировщики и самолеты сопровождения типа Mustang и Thunderbolt.

Но у немцев было «чудо-оружие». Реактивный истребитель Me-262 летал на 240 километров в час быстрее, чем винтовые самолеты Mustang и Thunderbolt. Но на вооружение он поступил, по сути дела, лишь в конце 1944 года, став жертвой первоначальных трудностей и настойчивых требований Гитлера сделать из него реактивный бомбардировщик.

Но что если бы Гитлер не мешал, или если бы в результате срочных мер истребители с реактивным двигателем в большом количестве удалось применить в день высадки союзных войск? К лету 1944 года бомбардировщиков у люфтваффе оставалось уже очень мало, так что бомбежки вряд ли могли серьезно помешать высадке десанта. Но будь у немцев большое количество Me-262, они прогнали бы бомбардировщики союзников, и тогда танковые дивизии могли бы действовать при свете дня безнаказанно.

Отравляющие вещества. Одна из самых интригующих тайн Второй мировой войны состоит в том, почему немцы и союзники не применяли друг против друга химическое и биологическое оружие. Когда началось падение Третьего рейха, казалось, что Гитлер вот-вот применит оружие массового уничтожения.

Причина, по которой он его не задействовал, заключалась в сдерживании. Обе стороны опасались, что как и в Первую мировую войну, если химическое оружие применит одна сторона, за ней последует другая. На самом деле, немецкий нервно-паралитический газ зарин был намного эффективнее, чем химическое оружие союзников типа иприта. Но немцы этого не знали.

Ответный удар войска союзников нанесли бы молниеносно (британцы и американцы изготовили большое количество бомб со спорами сибирской язвы), однако в данном случае важнее то, как нервно-паралитический газ повлиял бы на высадку десанта. Высаживаться на укрепленном противником берегу и без того трудно. А делать это в противогазе - настоящий кошмар.

И наконец, важно помнить о том, что даже если бы день «Д» закончился неудачей, война все равно продолжилась бы. Хотя Гитлер надеялся, что разгром десанта заставит союзников запросить мира, советские армии все равно продолжили бы свое наступление на Германию, и союзные войска со временем осуществили бы новое вторжение. Война в любом случае продолжалась бы до полного уничтожения Третьего рейха.

Источник:inosmi.ru