Революция – цена вопроса. Готовы ли мы платить?

Мы все хотим перемен. Их требуют наши сердца.

Только мы не готовы платить за перемены.

Мы даже плохо понимаем, что бесплатных перемен не бывает. Если, конечно, это перемены к лучшему.

О какой цене я говорю? Платежи за перемены осуществляются в разных валютах.

Например, в валюте личного участия – личных времени, усилий, рисков... Даже с пониманием этого дело обстоит плохо: большинство хочет, чтобы жизнь наладила власть. Она и налаживает. Себе. Плохо налаживает? Давайте поставим новую власть? Ну, поставим. Новая тоже будет налаживать жизнь. Но опять-таки – себе. А нельзя, чтобы власть наладила жизнь мне? Отчего нельзя – можно. Если ты сам станешь властью. В Единой России это люди давно поняли... Поняли многие и среди лидеров оппозиции – и системной, Ее Величества, и несистемной...

Но я хочу поговорить о другой валюте. О самоограничении. Тут казалось бы все так же просто, как и с личным участием, но и понимается необходимость платить эту цену тоже так же плохо.

Вроде бы понятно: перемены общей жизни к лучшему требуют относительно равномерного дележа общественного пирога. Элементарно. Но что это значит для социально благополучных? Уменьшение доходов. Плата самая простая – деньгами. В какой форме: повышенных налогов, уменьшения зарплаты или какой-то еще – неважно. Важно, что материальных благ у меня лично станет меньше. Без этого другому материальных благ не добавится. Закон сохранения материи. А это значит, что будет меньше ресторанов, шмоток, турпоездок и прочая, и прочая. Не у кого-то теоретически, а у меня лично. Ну, и кто же на такое согласится? Кричать про революцию легко и приятно. А вот достать кошелек...

Это уже было в русской истории. Люди с достатком хотели по-новому. Но не хотели делиться. Закончилось тем, что дележ начался без их хотения. Вместе с правежом.

Конечно, и здесь многие пытаются себя обмануть. Когда станет лучше, то лучше станет и с производством материальных благ. И тогда на всех хватит и так. А мне ничего отдавать не придется. Не тут-то было. Придется и тогда. Это совершенно очевидно в относительном измерении – сегодняшние успешные превратятся в среднеуспешных. Но очевидно и в абсолютном: средний класс на Западе не шикует по лакшери-бутикам. В общем, не нужно себя обманывать. «Они там» платят. И очень много. Так что и нам придется платить. А кто же этого хочет?

Другой вид самоограничения для многих революционеров еще более болезненный. Это ограничение свобод. Тут даже не важно – своей собственной свободы (ее как раз придется ограничить не всем) или чужой свободой. Сама мысль о необходимости ограничивать свободу слова, свободу творчества и прочие чудесные свободы воспринимается борцами за свободу крайне болезненно. Тварь я дрожащая или право имею? А если имею, то говорить могу что хочу, делать с собой – что хочу, самовыражаться – как хочу...

Но не может нормальное общество, пусть и не какое-то новое-неизвестное-прекраснобудущее, а самое обычное современное общество западного образца жить в условиях, когда голоса дураков, подлецов, пошляков звучат так же громко, как умные и порядочные голоса.

Если мы хотим жить лучше, то нам никуда не деться от того, чтобы постоянно разбираться, что есть хорошо и что есть плохо. И постоянно делать выбор между «хорошо» и «плохо». Ограничивая тем самым права «плохо» на существование.

Это тоже, казалось бы, тривиально, и теоретически признается многими. Но когда дело доходит до своего «плохо»...

Да, и не только до своего. И чужое «плохо» не поограничиваешь, когда считаешь любое ограничение плохим. Или когда, в самом деле, не знаешь, как ограничивать «плохо» по-хорошему.

В общем, чем ломать себе голову над всеми этими премудростями, куда как проще разрешить всем и всё. Начиная с себя, конечно, но собой не ограничиваясь. И как следствие наводнить общество наркотиками, насилием, пошлостью, глупостью, хамством...

Вот мы подошли и к еще одному виду платы за лучшее – платы работой мысли, необходимостью напряженно думать, как сделать лучше. Не хвататься за первые попавшиеся решения только потому, что они первые и что они избавляют от тяжелой этой необходимости – необходимости думать. А думать и думать. Не самое наше любимое занятие...

Так и получается, что хотеть-то революцию мы все хотим. Но мы хотим ее на халяву. А на халяву ничего хорошего не бывает.

А. Зеличенко