Можно ли в больной России вылечить Северный Кавказ?

Обычно в этот период активно идут процессы урбанизации, процессы миграции. И вынуждены искать новые смыслы, новые ценности, свое место в этой жизни, не опираясь на опыт предыдущих поколений, не опираясь на сложившиеся стереотипы, на существующую идеологию. Это всегда очень сложно. На самом деле, с нашей точки зрения, Северный Кавказ переживает именно такой период.

Михаил Соколов: То есть запоздалая модернизация по сравнению со всей Россией? Почему Кавказ отстал?

Ирина Стародубровская: Если говорить о всей России, о Центральной России, Россия большая, давайте говорить о Центральной России, то собственно этот период начался после отмены крепостного права и к моменту установления советской власти, которая проводила модернизацию, но это была консервативная модернизация, это была модернизация, в которой собственно идеология, ценности традиционного общества не были окончательно подорваны. Но Центральная Россия вошла в XXI век в определенной степени модернизированной.

С Северным Кавказом было немножко не так, все-таки там общество было более традиционное. И хотя советская модернизация, безусловно, на Северный Кавказ воздействовала, тем не менее, опять же ценности сохранялись прежние. Кавказ далеко. Далеко не во все места и далеко не во все поры этого общества вошла советская модернизация.

А города, которые реально были не только на Кавказе, а везде, модернизационными центрами, к сожалению, в 90-е годы подверглись очень сильной деурбанизации. Образованное население оттуда уехало. Причем есть такой стереотип, что в основном уезжали русские. Да, уезжали русские, но уезжали и образованные кавказцы. И собственно города из центров урбанизации превратились в такие "зыбучие пески", как говорилось про другой период общероссийской урбанизации.

Михаил Соколов: Что было в 20-е годы, когда в Москву и крупные города тоже хлынули люди из провинции, а старый слой, такой дворянско-интеллигентский был выметен.

Ирина Стародубровская: 20-30-е скорее, пик был в 30-е годы, эти "зыбучие пески" урбанизации - скорее 30-е годы.

Поэтому на самом деле в какой-то мере повторно и достаточно болезненно Северный Кавказ проходит этот период.

Михаил Соколов: Что там происходит, что динамично?

Берут деньги из федерального бюджета, эти деньги попадают местным элитам, кое-что достается тем, кто эти элиты обслуживает, собственно, оставление как-то выживают.

Вам скажут, что промышленности там нет, сельское хозяйство не современное, прямо скажем, и прочее. Где динамика? Динамика в том, что люди бегут из деревни, где ничего нельзя заработать, в город, где что-то можно подзаработать, вот и все.

Ирина Стародубровская: а самом деле да, действительно, наверное, из Москвы картинка смотрится именно так. Когда ездишь по регионам, картинка смотрится совершенно по-другому.

В этом смысле Северный Кавказ не очень сильно отличается от любого другого российского региона, где вы найдете действительно территории депрессии, территории депопуляции, территории застоя, и вы найдете активно растущие центры.

Единственное серьезное отличие в том, что подавляющее большинство этих центров на Северном Кавказе, особенно в восточной части Северного Кавказа находятся в рамках теневой экономики. Например, в Махачкале очень активно развита обувная промышленность, о чем почти никто не знает. Очень большая доля обуви, которая распространяется по всей стране, производится в Махачкале. В Карачаево-Черкесии огромный трикотажный кластер, возят свои изделия по всей стране, далеко не всегда, конечно, под своими брендами - это особая история. Есть огромное сельскохозяйственное производство, очень часто достаточно модернизированное, достаточно активно развивающееся.

Есть очень серьезные проблемы, связанные с тем, что теневая экономика создает очень серьезные барьеры для развития. Нельзя создать свой бренд, нельзя привлечь внешние инвестиции, сложно каким-то образом, особенно в сельском хозяйстве, страховать результаты деятельности. И безусловно, все это сказывается негативно на росте экономики.

Михаил Соколов: Если она теневая, значит выгодно так жить?

Ирина Стародубровская: На самом деле здесь опять все сложнее. Потому что, наверное, каким-то секторам экономики это выгодно, но кроме того это выгодно определенным частям элиты Северного Кавказа, которые вместо налогов официальных в бюджет соответствующих регионов и муниципалитетов получают взятки за то, чтобы не трогать теневых предпринимателей.

Я знаю несколько достаточно серьезных историй, когда попытки легализации теневого бизнеса заканчивались тем, что этот бизнес снова загонялся тем или иным способом снова обратно в тень, прекращал платить налоги, но зато продолжал давать взятки.

Михаил Соколов: А как быть с цифрами безработицы? Везде мы видим грандиозные цифры безработицы на Северном Кавказе. Одним из поводов для федеральной власти выделять туда достаточно большие деньги, обещать государственные инвестиции - это как раз борьба с безработицей, что, как считается, способствует стабилизации политической в этом регионе.

Ирина Стародубровская: С безработицей все очень интересно. Когда я первый раз пять лет назад приехала на Северный Кавказ, тогда мы общались в основном с властями, нам говорили практически в любой республике, что есть две проблемы - это безработица и отсутствие детских садов. Когда начинаешь спрашивать: если у вас такая огромная безработица, зачем вам нужны детские сады? У вас женщины могут сидеть дома с детьми. Выясняется, что на самом деле все эти женщины заняты, они либо торгуют на рынках, либо работают в личном подсобном хозяйстве. То есть здесь происходит специфическая ситуация, когда люди считают себя не безработными, только если они работают в официальном, а желательно государственном секторе, все остальные люди, которые могут быть заняты с утра до вечера и получать теневые доходы, твердо уверены, что они являются безработными. То есть на самом деле проблема Северного Кавказа - это не проблема массовой безработицы. Опять же, безусловно, есть какие-то территории, где проблемы безработицы актуальны, но в первую очередь это проблемы незащищенности работников.

Михаил Соколов: Она и в России есть.

Ирина Стародубровская: Но все-таки, когда экономика теневая, незащищенность работника гораздо выше, социальные гарантии отсутствуют в принципе.

Есть другая проблема, есть проблема, что определенная часть населения, определенная часть молодежи предпочитает не работать 11 месяцев в году, а сезонно ударно поработать, например, на выращивании каких-то овощей или фруктов и дальше ничего не делать остальную часть года, живя на эти доходы. Но такая ситуация не только на Кавказе, я с такой ситуацией сталкивалась во многих российских деревнях. Поэтому здесь это частный, собственный выбор людей и ничего специфически кавказского я здесь не вижу.

Михаил Соколов: Государство хотело выделить достаточно большие суммы, создавать там предприятия, туристические кластеры, горнолыжные курорты. Что можно сказать о том, что произошло за последние четыре года после создания Северокавказского округа, которым руководит господин Хлопонин?

Ирина Стародубровская: На самом деле очень четко видно два момента. Во-первых, туда, куда инвестиции раньше вообще не шли, где действительно есть запретительно высокие барьеры для ведения эффективного бизнеса, они не пошли и сейчас. Если мы посмотрим географию распространения проектов, которые поддерживаются в рамках стратегии развития Северокавказского федерального округа, то мы увидим, что это в первую очередь Ставропольский край, что это немножко Северо-Западный Кавказ, а если мы возьмем Северо-Восточный, то это отдельные демонстрационные проекты, которые призваны показать, что стратегия работает, но никак не реально массовые инвестиции. Либо это какие-то проекты местных предпринимателей, которые, наверное, в рамках договоренностей с местными властями демонстрируют результаты развития.

Михаил Соколов: А можно ли говорить о том, что эти проекты проваливаются не только из-за военно-политической нестабильности, скажем, в Дагестане или прошлых войн в Чечне, но и из-за очень высокой коррупции самих исполнителей, скажем так? Дело Билаловых, по-моему, нашумело за последнее время.

Ирина Стародубровская: Безусловно. Просто надо понимать, что нормальные бизнесмены, которые намерены получить коммерческую выгоду, не пойдут с инвестициями в те регионы, где они четко понимают, что они не смогут отстоять свои интересы в суде.

Михаил Соколов: А что, в России можно отстоять свои интересы в суде?

Ирина Стародубровская: На самом деле в гораздо большей степени, чем на Северном Кавказе.

Михаил Соколов: В Лондонском суде?

Ирина Стародубровская: Хотя бы. Я сама лично видела решения, по-моему, это был Верховный суд Дагестана, но я точно не помню, где абсолютно четко продемонстрированный факт дачи взятки был интерпретирован как выплата арендной платы, подтверждающая права соответствующего субъекта на спорный участок земли. Но почему-то арендная плата была выплачена не в кассу, а в карман местного чиновника, но тем не менее, судом она была признана арендной платой. Все-таки, наверное, такая экзотика - больше северокавказская.

Источник:svoboda.org