Кто станет следующей "мировой фабрикой"?

Бурный рост КНР замедляется, и начинается борьба за право стать ее преемником.

Ничто не предвещало ничего, когда умники из Финансового управления китайской провинции Гуандун как-то на днях усаживались за свои рабочие столы. Уселись, поизучали свежие отчеты и схватились за аккуратно подстриженные головы. В Гуандуне изобрели вечный двигатель! С января по май ВВП провинции вырос на 13% год к году, а потребление электричества за тот же срок сократилось на 0.1%. Умники доложили куда надо, и под хихиканье деловых газет в провинциально-начальственных кабинетах начались разбирательства.

Статистическое трюкачество Китая заставляет задуматься о том, насколько реален его экономический рост. Прогресс страны неоспорим и всех впечатляет. Но если рост ВВП слегка дутый, и замедляется даже по официальным данным, волей-неволей встает вопрос: кто придет вслед за Китаем? Инвесторы и спекулянты гадают, на каких рынках теперь выгоднее торговать. Бизнесмены ломают голову, где теперь открыть недорогое производство. Сырьевые компании думают, кому теперь понадобятся их ресурсы. Все ищут «следующий Китай».

Что до гуандунских фокусов, то зная, как собирается в Китае статистика, их легко объяснить. Начинается сбор данных «на земле», в волостях и уездах. Полученные цифры сообщают в округа, где массив уездных данных обобщается и пересылается выше, властям провинции. Провинциальные товарищи сводят воедино отчеты подведомственных округов и шлют их в Пекин, где формируется уже общенациональный массив. Само собой, в стране, где пятилетний план превыше всего, а экономический рост стал культом, начальник любого уровня обязательно что-то припишет к своим достижениям.

Кумулятивный эффект волны приписок таков, что целые проценты ВВП существуют лишь на бумаге. По подсчетам Stratfor, в 2012 году рьяные местные бонзы дорисовали Пекину достижений народного хозяйства на 541 миллиард долларов. Официально объем экономики КНР вырос на 7.8%. Реальный же рост, по подсчетам независимых экономистов, составил 5.5%. Пекин с приписками борется, и как говорят эксперты, успешно. (Если фальшивые 2.3% экономики – это «успешно», то можно представить, сколько врали раньше…)

То, что в Китае создается реально, тоже подчас не нужно ни для чего – точнее, нужно для красивого отчета. В Стране Чжунго возводятся жутковатые города-призраки, где жителей не больше, чем в тибетской деревеньке: это власти провинций рапортуют о росте благосостояния. В уездах трюки проще. Можно построить, скажем, мост, через полгода его забраковать и снести, и соорудить новый. Так один мост трижды засчитывается в ВВП.

Есть у второй экономики мира и более серьезные проблемы: хроническое замедление роста (7.5% Y/Y во втором квартале), «зависшая» экспортная модель развития, перегрев на рынках, громадные муниципальные долги, чудовищный «серый» банковский сектор, слабый внутренний спрос, быстро стареющее население. Все это говорит о том, что пик экономического развития Китая уже пройден, хотя страна еще долгие годы будет богатеть, расти и хорошеть. Но богатея, КНР теряет главное конкурентное преимущество – дешевую рабочую силу. А то, что местные фабрики производят, им все труднее продавать: товары и услуги совершенствуются и дорожают, спрос на них падает, зато конкуренция растет. И вот уже сами китайские бизнесмены, как когда-то их западные коллеги, начинают выводить производства за границу.

Уже упомянутый центр Stratfor решил пролить свет на этот процесс, и пришел к выводу, что никакого «нового Китая» не будет: такую промышленную громадину в одиночку никто не заменит. По гипотезе американских аналитиков, шансы повторить успех Китая есть одновременно у полутора десятка развивающихся государств Азии, Африки и Латинской Америки. По уровню развития они вполне соответствуют КНР, а их население в совокупности – около миллиарда человек. Что это за страны, и какие отрасли теперь предпочитают их Китаю?

Помимо многочисленной и дешевой рабсилы – в основном это нынешние или вчерашние крестьяне - для первоначального промышленного рывка требуется: относительная политическая стабильность, и отсутствие верховенства права в западном смысле слова (чтобы жадные до налогов власти закрывали глаза на издержки капитализма). Близость к Индийскому океану приветствуется: мировая промышленная активность постепенно перемещается в этот регион и его окрестности.

Что касается бизнеса, то тенденция такова: Китай покидают «середнячки» - предприятия с несложными производствами и относительно небольшими капиталовложениями (что уменьшает риск.) Своего рода канарейками в шахте оказались две отрасли: сборка мобильных телефонов, и пошив одежды и обуви. В обеих царит безжалостная конкуренция, поэтому там преобладают небольшие фабрики с грошовой рабочей силой, обученной простейшим операциям. Этим отраслям в Китае становится неуютно: им приглянулись Вьетнам, Индонезия, Бангладеш, Лаос и Мьянма. (Заметим в скобках, что Вьетнам и Индонезия уже не первый год сознательно имитируют китайскую модель развития.) Не худшими стройплощадками для фабрик выглядят Филиппины, а также Шри-Ланка, где недавно как раз завершилась многолетняя гражданская война. Нетрудно заметить, что все вышеперечисленные страны омываются Индийским океаном или лежат неподалеку от него.

В этой связи шансы прийти на смену Китаю есть даже у четырех стран Черной Африки: это Танзания, Уганда, Эфиопия и Кения. Что касается Латинской Америки, то там «китаизировать» экономику вполне готовы Мексика, Никарагуа, Доминиканская Республика и Перу. Особенно перспективной выглядит Мексика - густонаселенная, небогатая, близкая к США и выходящая к двум океанам сразу.

Само собой, не все эти страны сейчас стремятся убрать Китай с международного рынка труда и дешевых экспортных товаров. И не все они преуспеют, даже если попытаются. Но кое-кому из них уже очень хочется это сделать. Так что Поднебесной пора бы поторопить вялотекущие реформы, чтобы выйти на новый уровень развития, сопоставимый с западным, и не остаться «старым Китаем» посреди агрессивных и зубастых «новых Китаев». Или, чем черт не шутит, изобрести в Гуандуне вечный двигатель. Только не статистический, а настоящий.

Владимир Панов