Какую тайну унес с собой первый миллионер СССР

Тогдашних советских граждан поражал сам факт, что большие деньги можно заработать самому. Именно тогда стало меняться отношение к кооператорам — первым бизнесменам, которые смогли стать предпринимателями благодаря закону «О кооперации», принятому в 1987 году. Сотни тысяч советских людей, которые прежде могли быть только наемными работниками госпредприятий, кинулись в свободное плавание. Что принципиально, первые кооператоры не занимались перепродажей. Они организовывали небольшие производства — шили одежду, ремонтировали технику, организовывали фермы на селе.

Но на плаву удержались немногие. Подавляющее большинство не выдержало конкуренции — с бандитами, правоохранительными органами, олигархами. Да и те, кто остались, переключились на чистую торговлю.

И сегодня неизвестно, каким могло бы стать российское предпринимательство, если бы 30 лет назад оно пошло тем путем, символом которого на короткий срок стал Артем Тарасов. Возможно, если бы в России малому бизнесу дали тогда «зеленую улицу», сейчас это была бы совершенно другая страна.

— Артем Тарасов был идеологическим символом, который использовали определенные круги во власти на заре перестройки, — считает председатель Русского экономического общества им. С.Ф. Шарапова, профессор кафедры международных финансов МГИМО (У) Валентин Катасонов. — Этот символ как бы говорил: вот человек, который действует правильно, равняйтесь на Тарасова!

Кстати, утверждение, что он был первым советским миллионером весьма сомнительное. Я был знаком минимум с пятью бизнесменами, которые утверждали, что это они, а не Тарасов, были первыми в СССР миллионерами. Думаю, в данном случае Артема Тарасова выбрали на роль символа вполне сознательно. Прежде всего, потому, что он был человек достаточно культурный и образованный.

Кооперативы, действительно, в конце 1980-х стали возникать как грибы после дождя. И, конечно, я общался с людьми, которые их создавали. У меня нет сомнений, что кооперативы были просто-напросто способом обналичить часть денег, которые циркулировали в советской денежной системе в безналичном виде.

По сути, власть открыла кран, чтобы деньги из безналичного контура переходили в «наличку». На этом «переходе» многие тогда сделали миллионы и даже миллиарды — например, тот же Михаил Ходорковский.
Кооперативы, я считаю, были «фиговым листком», которым прикрывалась кампания по обналичиванию.

«СП»: — Деятельность кооперативов была, получается, фиктивной?

— Нет, конечно, что-то они делали. В основном, кооператоры занимались торговлей, ремонтом, изготовлением простейших изделий из сырья, которое стало поступать из государственных резервов. Но добавленная стоимость во всей этой продукции — товарах и услугах — была минимальной.

Ничего особенно созидательного в этой сфере я не могу вспомнить. Кооператоры зарабатывали быстрые деньги. Речь почти всегда шла о кратчайших сроках окупаемости, которые составляли месяц и не более.

На мой взгляд, повторюсь, кооперативное движение было на руку людям во власти, расхищавшим государственную собственность, которая на какой-то период стала «общей» и «ничейной».

А потом началась приватизация, в ходе которой уже не какие-то крохи, а жирные куски государственных активов оказались в руках олигархов — людей, специально отобранных для легализации этих активов.

«СП»: — Тема развития кооперации поднималась в России еще в 1920-е. Владимир Ленин в своей статье «О кооперации» писал, что в условиях многоукладной экономики именно кооперация позволяет достигнуть «степень соединения частного торгового интереса, проверки и контроля его государством, степень подчинения его общим интересам, которая раньше составляла камень преткновения». Во что вылились эти установки на практике?

— В СССР было три формы собственности, не считая личной: государственная, кооперативная и так называемая общественная. Так вот, кооперативная собственность на 95% была собственностью колхозной. Колхозы, напомню, были сельскохозяйственными предприятиями, которые действовали относительно автономно от государственного сектора экономики. Еще 5% кооперативной собственности принадлежало артелям.

Должен сказать, артели были весьма интересной формой хозяйства, поскольку занимались они, в основном, производством потребительских товаров. Например, делали новогодние игрушки, школьные принадлежности.

Но самое интересное — в артельном секторе советской экономики были, выражаясь современным языком, Hi-Tech предприятия. Они производили телевизоры, магнитофоны. Было даже четыре артельных НИИ — об этом мало кто знает. Эти институты как раз и занимались разработкой высокотехнологичной продукции.

Развал этого кооперативного хозяйства, я считаю, нанес стране колоссальный ущерб.

«СП»: — Значит ли это, что кооперативы могут быть востребованы и в современной экономике?

— Безусловно. Не в качестве локомотива экономики, а в качестве «пристяжной лошади» в упряжке. Кооперативы не могут развивать тяжелую промышленность: тут нужны многомиллиардные вложения с длительными сроками окупаемости. Но, как показывает советский опыт, кооперативам и артелям вполне по плечу развитие наукоемких направлений.

— Тарасов первым открыто задекларировал миллионные доходы — для всех в стране это стало шоком, и прежде всего для власти, — говорит руководитель направления «Финансы и экономика» Института современного развития Никита Масленников. — Рядовые граждане, на мой взгляд, воспринимали это надежду на перемены, на то, что приходят новые времена с новыми реалиями. В этом смысле Артем Тарасов навсегда останется приметой времени.

Не думаю, однако, что российское предпринимательство могло быть другим, если бы Тарасов мог действовать более активно. Множество нынешних капитанов российской экономики как раз из перестроечного времени. И Тарасов от них отличался немногим, он был просто самым раскрученным в СМИ.

Да, из кооперативного движения вырос весь современный российский бизнес. Но на «тарасовском» начальном этапе у бизнеса не было развилки в пути развития. Эта развилка появилась позже, в эпоху приватизации.

Если бы, предположим, в России вначале приватизировали мелкие активы, а потом уже перешли к крупным предприятиям, для рыночной экономики была бы создана хорошая подложка. Но у нас получилось иначе, и малый бизнес в РФ появился не естественными путем, а в виде осколков от бизнеса крупного.

Этот приватизированный крупный бизнес не вписывался в советскую экономику и рушился. В итоге около 10 млн. человек — бывшие рабочие и служащие промышленных предприятий — были вынуждены заниматься челночной торговлей, чтобы выживать.

Развилка, повторюсь, была именно здесь. Но она никак не связана с именем Артема Тарасова.