Дмитрий Колдун: «Бойкот Евровидения – унизительная позиция»

Это всегда не только музыкальный, но и отчасти политический фестиваль. По-моему, даже на брошюре Европейского вещательного союза написано, что конкурс «Евровидение» — это музыкальный конкурс, где каждый может заявить, в том числе о своих социальных, политических предпочтениях. Не знаю, осталась ли там такая надпись сейчас, но на одном из недавних буклетов я ее видел. Поэтому популярность конкурса понятна. Ну а внутри Содружества независимых государств — это такой «Славянский базар», только на всю Европу.

«СП»: — Складывается впечатление, что у нас к конкурсу относятся гораздо серьезней, чем в Европе. Это видно даже по исполнителям — у нас часто отправляют звезд, а западных исполнителей и вспомнить трудно. Кроме, скажем, бородатой женщины…

— Бородатая женщина, несмотря на прекрасные вокальные данные, моему пониманию музыки и культуры наших стран не слишком соответствует. А на «Евровидении», думаю, сказывается территориальная и культурная близость некоторых стран. Таких как, например, страны Восточной Европы и Балканы, где это конкурс достаточно популярен.

Что касается Западной Европы, то у них культура всегда была своя, и она во многом опережала в своем развитии то, что происходило у нас здесь, даже в отношении музыки. Раньше появлялись какие-то музыкальные стили, инструменты, обработки, всевозможные эффекты. Поэтому для них «Евровидение», скорее, уже какой-то архаизм. Те, кто постарше, наверное, следят за ним. Молодёжь «заточена» уже под другое.

«СП»: — Европейский вещательный союз утверждает, что конкурс вне политики. Но мы видим, что это не так, взять хотя бы прошлогоднюю историю с Сергеем Лазаревым и Джамалой, которая победила с откровенно политической песней. Насколько это правильно — использовать подобные мероприятия, как политическую площадку?

— Это нужно спрашивать непосредственно у организаторов конкурса, у тех людей, которые регламентируют эти правила. Это то же самое, как когда исполнитель приходит на радиостанцию и говорит: «Почему вы не берете мою песню?». Мол, у меня же есть хорошая песня, а вы ее не взяли. Но дело в том, что там свой монастырь и нельзя судить, правильно ли, что вашу песню не взяли на радио или нет. Все зависит от концепции. Если концепция такова, что есть продвижение определенной идеи, дискриминация одних и возвышение других, значит, в этом и есть идея, а не случайность.

«СП»: - Раз уж есть такая идея, стоит ли в этом году российским артистам участвовать в конкурсе?

— Мне кажется бойкот — это достаточно унизительная позиция. Я не помню, как это было, когда на Московскую Олимпиаду никто не приехал, но могу себе представить. Я ставлю себя на место спортсмена, у которого забрали возможность как-то себя проявить. А «Евровидение» — это, по сути, такая же Олимпиада, одна из немногих площадок, на которых музыканты могут себя проявить на Европу. Понятно, что почти никогда из этого ничего глобального не получалось, за исключением группы ABBA в 70-х. Но, тем не менее, лишать возможности людей выступать, мне кажется, не правильно.

«СП»: — С тех пор, как вы выступали, на «Евровидении» еще и изменилась система подсчета голосов, теперь за результат наполовину отвечает профессиональное жюри. Можно не полагаться только на комментаторов, чтобы получить необходимый результат…

— Такая система подсчета голосов лишает зрителей всего. Предположим, у нас есть несколько участников. Первый из них получает двенадцать баллов, последний — один. Если жюри отдаст тому, кто получил один балл от зрителей свои двенадцать, то вероятность, что худший, по мнению людей, станет первым, очень высока. Конечно, это очень сложно и вряд ли такое будет случаться часто, но лобби определенно присутствует. Такая система наверняка была сделана не случайно, чтобы не пускать все на самотек. Конкурс крупный, вложения и инвестиции большие, в том числе политические. Это бизнес.

«СП»: — То есть все это уже даже не прикрыто?

— Ну, а что у нас где прикрыто? По-моему, нигде ничего не прикрыто уже последние лет пять.