Модест Мусоргский: в музыке он всегда искал истину

Мусоргского называли одним из «самых дерзновенных новаторов XIX столетия». Своим творчеством он оказал огромное влияние не только на русское, но и европейское музыкальное искусство. Каким же характером обладал этот гений, намного опередивший свое время.

Его самый известный портрет принадлежит кисти Ильи Репина. С холста взирает растрепанный, неряшливо одетый человек с одутловатым лицом - непрофессиональный малообразованный музыкант, чуть ли не асоциальный персонаж: неужели таким был этот русский гений? А если вспомнить, многочисленные жанровые сценки Мусоргского, а также отсутствие консерваторского диплома, и труды Римского-Корсакова по «приглаживанию» недостаточно академических партитур своего коллеги - легко представляется образ русского самородка «от сохи», не обремененного образованием. Но как же ему при этом удалось создать искусство, покорившее разборчивых французов своей глубиной и яркой свежестью?

Мусоргский заплатил за это огромную цену - пожертвовал успешной жизнью, и жертву его никак не назовешь неосознанной. Он поставил перед собой цель: выразить всю самобытность русской души, но сделать это c мировым размахом.

В юности ничего не указывало на его будущее самоотверженное служение искусству. Модест Петрович вовсе не ощущал себя гением «не от мира сего». Это был блестящий молодой человек, душа компании, распевающий приятным баритоном модные арии и даже удостоившийся одобрения самого императора за особенную расторопность на празднике. Его изящные манеры, великолепная эрудиция и безукоризненный французский обращали на себя внимание даже в изысканном дворянском обществе, вызывая расположение высокопоставленных лиц.

По окончании школы гвардейских подпрапорщиков, он с успехом служил в лейб-гвардейском Преображенском полку, потом в главном инженерном управлении, в министерстве государственных имуществ и в государственном контроле. Все предвещало ему блестящую карьеру, но в девятнадцать лет Мусоргский, невзирая на отчаянье родственников и недоумение друзей, подал прошение об отставке. Он решил полностью посвятить жизнь музыке, отсекая все, мешающее его выбору.

Призвание - вещь великая и неумолимая. Как трудно бывает понять свою миссию в жизни. Но еще труднее, поняв, следовать своему пути без поддержки близких. Насколько легче было в этом смысле Баху, Моцарту или Бетховену, выросшим в семьях музыкантов!

Оказавшись один на один со своим призванием, Мусоргский очень скоро осознал крайнюю недостаточность музыкального профессионализма и лихорадочно взялся исправлять этот недостаток. «Лихорадочно» - точное слово. Модест Петрович имел склонность к невротическим состояниям, а в момент выхода в отставку он к тому же довел себя до нервного истощения попытками совместить государственную службу с серьезными музыкальными занятиями.

«Молодость, излишняя восторженность, страшное, непреодолимое желание всезнания, утрированная внутренняя критика и идеализм, дошедший до олицетворения мечты в образах и действиях», - так характеризует этот период сам композитор. Однако, несмотря на метания и нервные срывы, Мусоргскому удалось за небольшой период времени основательно изучить историю развития музыкального искусства и переиграть в четыре руки множество произведений западноевропейских композиторов. Его музыкальным гуру стал руководитель «Новой русской музыкальной школы», впоследствии переименованной в «Могучую кучку», Милий Алексеевич Балакирев. Этот человек обладал удивительной созидательной энергией и вдохновлял (а порой даже заставлял) членов своего кружка создавать крупные сочинения, ставшие золотым фондом русской музыкальной классики. «Вы меня славно умели толкать во время дремоты», - фраза из письма Мусоргского к Балакиреву.

Важный факт: Милий Алексеевич «толкал» только своих единомышленников, а не просто талантливых людей. Например, к тому же Чайковскому «кучкисты» всегда относились несколько свысока, что вполне закономерно. Балакиревский кружок ратовал за «русскую идею», которая воплощалась в образах народной жизни, традиционной обрядовости и фольклоре, а также российской истории. Чайковский же стоял на более «западнической» общегуманистической позиции.

В этом смысле Мусоргский как нельзя лучше подходил под формат, заявленный Балакиревым. Сцены из крестьянской жизни вызывали у него искреннюю и горячую любовь, а не отстраненное умиление и сострадание, как у многих других представителей дворянства. Все детство композитора прошло в неограниченном и гармоничном общении с крестьянскими ребятишками. Это сформировало в нем идеализацию народа и простой «русской души». «Сколько свежих, нетронутых искусством сторон кишит в русской натуре, ох, сколько!» - это строки из переписки композитора с друзьями.

В музыке он всегда искал не красоты, но истины: «Правда, как бы ни была солона, смелая, искренняя речь к людям... - вот моя закваска, вот чего хочу и вот в чем боялся бы промахнуться». И самое главное его новаторство проявилось не в обновлении музыкальных средств, а в смене духовной парадигмы. Сделать главным действующим лицом оперы «Борис Годунов» не человека, а народ - это было подлинно новым словом.

Разумеется, композитора не понимали. Спасал кружок единомышленников, которому Мусоргский показывал все свои новые замыслы. И «Бориса» он посвятил «кучкистам», ясно прописав основную идею произведения: «Я разумею народ как великую личность, одушевленную единою идеею. Это моя задача. Я попытался разрешить ее в опере».

Необычную оперу долго не хотели принимать к постановке из-за «несценичности». В итоге все решилось благодаря личному участию примадонны Мариинского театра Платоновой. И вот он, решающий момент: примет или нет петербургская публика концептуальное сочинение? Как ни странно, театралы оценили народную эпопею, и последующие спектакли проходили при полных залах. А вот единомышленники-«кучкисты» оказались куда более консервативными. После премьеры «Бориса Годунова» в «Санкт-Петербургских ведомостях» появилась разгромная статья Кюи. Может быть, причиной послужила банальная зависть к успеху, кто знает?

Автор воспринял отрицательную рецензию товарища, как нож в спину. Это событие стало началом последнего, самого мрачного периода в жизни Мусоргского. Балакиревское братство единомышленников разочаровывало все больше. Даже доброжелательный Римский-Корсаков указывал Модесту Петровичу на огрехи инструментовки, в то время как композитор считал эти места находками, передающими живую шероховатость характеров.

К профессиональным разочарованиям добавились личные утраты. Умер близкий друг Мусоргского, художник Гартман, памяти которого посвящены знаменитые «Картинки с выставки». Умерла таинственная возлюбленная, чье имя Модест Петрович тщательно скрывал всю жизнь, лишь посвящая ей произведения. После его смерти обнаружили «Надгробное письмо» к ней, поражающее глубиной чувства.

Последней радостью композитора стала дружба с поэтом, графом Арсением Аркадьевичем Голенищевым-Кутузовым, на стихи которого Мусоргский написал много замечательной музыки. Общению с этим человеком Модест Петрович придавал огромное значение, видимо, стремясь компенсировать разочарования, принесенные «кучкистами». Однако дружба оказалась недолгой. Граф женился и уже не мог отдавать Мусоргскому весь свой досуг. Из-за болезненно-невротического характера, композитор воспринял это трагически. В то же время в прессе продолжали появляться отрицательные рецензии на его музыку, уже не принадлежащие перу Кюи.

От тяжелых переживаний Мусоргский впал в глубокую депрессию, начал все чаще прикладываться к вину. Он и оказался бы на улице, все шло к этому. Его уже выгоняли с квартиры за неуплату. Но не хватило здоровья, и он успел умереть в больнице, а не в канаве.

Как ни странно, именно эти ужасные последние годы стали для Мусоргского годами небывалого творческого взлета, а также признания его творчества в Европе. Правда, большинство крупных сочинений завоевали популярность в «облагороженной» интерпретации Римского-Корсакова.

Но Мусоргский все-таки нашел свою правду и не «промахнулся», хотя всю жизнь боялся этого. Спустя много лет люди доросли до более глубокого понимания его концептуального композиторского стиля. Ныне произведения великого композитора можно услышать в авторской инструментовке, а также в многочисленных аранжировках и переложениях, среди авторов которых М. Равель, Д. Шостакович, Э. Денисов. И последующие поколения академических композиторов всего мира так или иначе испытывают на себе влияние русского гения.

Источник:vrns.ru