Принципы русского театра и творчество Щепкина

Степень таланта этого человека сумела придать непривычную весомость ремеслу, не знавшему в то время особого почтения. Абсолютная преданность искусству и беспощадное самосовершенствование сотворили чудо.

Дед Михаила Семёновича Щепкина был сыном священника и, обладая хорошим голосом, в детстве часто певал в церкви. Способности мальчика пришлись по душе графу Г. С. Волькенштейну, сделавшему его своей собственностью, никак не погрешив этим против закона. Закрепощение лиц духовного звания, не обеспеченных штатными церковными местами, в то время было обычной практикой, так что дед Михаила Семёновича, по словам актёра, «не слишком удивился, когда, заснув свободным, проснулся крепостным».

Семён Григорьевич Щепкин, получивший несвободу в наследство от своего отца, считался дворовым человеком графа Волькенштейна и служил при барине камердинером, а его женитьбу на Марье Тимофеевне - сенной девушке барыни - пожалуй, можно считать предопределённой. Крепостная семья пребывала в господской милости и очень ценила выпавшие на её долю благодеяния. Преданное служение было вознаграждено быстрым продвижением: вскоре после рождения сына Миши в ноябре 1788 года Семён Щепкин был назначен управляющим всеми графскими имениями. Новые обязанности главы семейства заставили Щепкиных покинуть село Красное Обоянского уезда Курской губернии, где родился будущий великий актёр, и перебраться в Суджанский уезд - центр графских владений.

Азам грамоты маленького Мишу обучали случайные люди: то ключник хлебного магазина при винокуренном заводе, то священник одного из графских сёл. Разумеется, Семён Григорьевич, который по определению его сына «всегда был выше своего звания», мечтал о лучшей доле для своего наследника, проявлявшего способности к обучению, и надумал пристроить Мишу под крыло давнего знакомого, одного очень умного белгородского священника. По дороге к новому преподавателю была сделана остановка в родном для мальчика селе Красном. В тот вечер на подмостках домашнего графского театра давали оперный спектакль. Восприимчивый ребёнок был настолько впечатлён увиденным, что запомнил первое в своей жизни театральное действо на всю жизнь и во всех подробностях.

В 1802 году Михаила определили в Курское народное губернское училище с четырьмя классами обучения. Приобретённый к этому времени багаж знаний позволил юному Щепкину быть зачисленным сразу в третий класс. Образовательный процесс, приветствующий исключительно механическое заучивание, вывел нового ученика, обладавшего великолепной памятью, в ряды лучших питомцев училища. Завершая своё обучение, Щепкин стал свидетелем преобразования курского училища в гимназию. Крепостной не мог помыслить о продолжении своего образования в её стенах, и с благодарственным письмом за проявленные успехи Михаил удалился в дом своего барина.

Будущее не обещало ничего оригинального: обычные будни несвободного человека, пусть даже одарённого от природы живостью ума. Впрочем, бойкость и развитие Щепкина пригодились во многих сферах жизни помещичьего дома. Господские послабления за это были столь значительными, что молодой человек мог не отказывать себе в удовольствии увлекаться театром. Вскоре дружба с близкими родственниками братьев Барсовых - антрепренёров курского театра - в корне изменила всю его жизнь. Допущенный благодаря этой дружбе до театрального закулисья, юный Щепкин проникся театральной атмосферой окончательно, её творческий накал и возможности эмоционального воздействия на публику завладели им полностью. Профессиональное актёрство стало для молодого человека заманчивой мечтой, грезой, способной подарить ощущение свободы, пусть только в пределах сценического пространства.

Хотя своих владельцев Щепкин не уставал характеризовать как людей добрых, понятно, что оценка эта весьма относительна. Даже самый «добрый» хозяин вряд ли мог удержаться от соблазна распорядиться судьбой своего подневольного. В 1806 году Семён Григорьевич Щепкин попытался было освободиться от крепостной зависимости, решив возбудить в суде дело о незаконном закрепощении его отца. Граф Волькенштейн отговорил его от этого шага, обещая добровольно отпустить своего управляющего вместе с семьёй на волю. Однако всё сложилось иначе. Семён Григорьевич распрощался не с рабством, а с благоволением своего господина, отстранившего бывшего любимчика от управления имениями. Так что сыну Семёна Щепкина материальные трудности первых лет его актёрского самосовершенствования пришлось познать в полной мере.

Первый лицедейский опыт, одобренный хозяином, Щепкин получил на подмостках домашнего театра графа Волькенштейна. И, как это часто бывает, провидение послало ищущему выход таланту счастливый случай. Как-то в господском доме появилась актриса курского театра с билетом для графа на свой бенефис. Проведённая по распоряжению Волькенштейна в чайную, она, за чашкой кофе, поделилась с Щепкиным своими опасениями, что бенефис может быть сорван, так как её сценический партнёр, проигравши в трактире всё платье, «обретается в одной рубашке» и не имеет возможности покинуть своё пристанище, пока платье не будет выкуплено. В деньгах незадачливому актёру было отказано, поскольку «он почти всё жалованье забрал вперёд», «...и я, - сокрушалась бенефициантка, обращаясь к Щепкину, - не знаю, милый, что мне делать». «При этих словах во мне так все и закипело», - вспоминал Михаил Семёнович, ведь с ролью актёра-игрока он был хорошо знаком, так как суфлировал её в прошлом сезоне. С трудом сдерживая волнение, Щепкин попросился на эту роль.

Первые репетиционные переживания будущий великий актёр описал с художественной откровенностью: «...какой-то огонь пробежал по всему моему телу: но это был не страх - нет! Страх не так выражается, - это был просто внутренний огонь, страшный огонь, от которого я едва не задыхался, но со всем тем мне было так хорошо, и я только что не плакал от удовольствия». Помимо волнительного пиетета перед сценой, имевшего своим следствием некоторую скороговорку и суетливость в движениях, та памятная репетиция продемонстрировала безупречное знание претендентом текста роли. Перед дебютом замеченные недостатки нещадно изживались, и первое выступление Щепкина на профессиональной сцене прошло с большим успехом. «Чем ближе шло к началу спектакля, тем становилось для меня жарче (хотя все жаловались на холод), - вспоминал Щепкин, - так что перед выходом на сцену я был уже совершенно мокр от испарины. Как я играл, принимала ли меня публика хорошо или нет - этого я совершенно не помню». Наконец хвалебные отклики прорвали оцепенение взволнованности дебютанта. Дома он удостоился поощрительного хозяйского поцелуя и подарка - нового трикового жилета. Презент, представший наутро перед взором пробудившегося Щепкина во всём своём равнодушном великолепии, стал для него вещественным доказательством того, что вчерашний триумф - не просто приятное сновидение.

И всё же, прежде чем стать полноправным актёром труппы Барсовых, Михаил Семёнович три года только и делал, что заменял заболевших исполнителей. Ну, а потом в течение восьми лет он был украшением курской труппы, пока не поступило предложение антрепренёра Штейна поработать в Харькове. Годы гастрольной неприкаянности в составе довольно сильной харьковской труппы стали для Щепкина незаменимой для театра школой жизни. Она выдалась водевильной на сцене, но при этом вполне суровой за её пределами, впрочем, как почти у всей тогдашней актёрской братии. Приходилось скитаться по необременённому духовными потребностями захолустью и, испытывая все тяготы бедственного положения, вплоть до голода и холода, работать в прямом смысле за хлеб и воду, и работать при этом много: малое население провинциальных городков для поддержания интереса к театральным постановкам требовало постоянного обновления репертуара.

Общественному положению тогдашнего актёра позавидовать было ещё труднее, независимо от того крепостной он человек или вольный. Полупрезрительное отношение к актёрам во многом объяснялось тем, что русский театр своим началом имел театр крепостной. Служителей Мельпомены в барских домах дальше передних не пускали. В лучшем случае можно было рассчитывать на чашку чая или кофе в помещении для прислуги. Михаил Семёнович познал подобного рода унижения в полной мере. Едва справляясь с чувством обиды, ему приходилось признавать, что просто в господские дома «не проникло ещё понятие о равенстве, о достоинствах актёра-человека».

24-х лет от роду успешный актёр женился. Супруга Щепкина, Елена Дмитриевна, была по происхождению турчанка. В 1791 году, во время взятия Анапы, её, двухлетнюю девочку, нашли русские солдаты. Сначала её взял на воспитание генерал - начальник занявшего Анапу отряда. Ну, а потом она жила во многих домах своих благодетелей и благодетельниц в незавидном качестве забавной сиротки. Как-то приятель Щепкина похвастался перед ним своим близким знакомством с экзотической девушкой, и товарищи вместе съездили в дом её тогдашнего пребывания под благовидным предлогом: присмотреть «духовую музыку для графа Волькенштейна». Проницательному Щепкину, ставшему свидетелем беседы милой турчанки с его приятелем, без особого труда открылось бахвальство последнего. Сам же он сразу влюбился в девушку, и как оказалось, не без взаимности. Затем была непродолжительная переписка, закончившаяся заключением счастливого брака.

В начале 1818 года Михаил Семёнович, будучи ещё крепостным, приехал в Полтаву, успев к тому времени впечатлить своим искусством перевоплощения публику других городов Малороссии. В Полтаве под покровительством тогдашнего военного генерал-губернатора князя Н. Г. Репнина был устроен публичный театр. Пополнив ряды восторженных поклонников таланта крепостного актёра, князь вроде бы вознамерился вырвать Щепкина из унизительного сословия, и с целью сбора необходимых для выкупа средств распорядился организовать подписной лист, в котором имя генерал-губернатора значилось первым. Однако на деле освобождение Щепкина свелось к передаче прав собственности на него князю Репнину, или, как выразился брат актёра, «сделано было освобождение из одной тюрьмы, чтобы заключить в другую». В конце концов, 33-летний Щепкин всё же получил вольную вместе с матерью, женой, четырьмя дочерьми и двумя сыновьями. Отец его к этому времени уже умер.

Через год после освобождения от крепостной зависимости Михаил Семёнович явился на московскую сцену. Случилось это по воле случая, но, скорее всего, рано или поздно произошло бы непременно. Управляющий московскими театрами командировал своих помощников в провинцию с целью поиска свежих актёрских талантов. Щепкин, увиденный москвичами на тульской сцене, покорил их абсолютно, и в восторженной аттестации одного из них значилось следующее: «Актёр - чудо-юдо, но просит много денег, ссылаясь на своё большое семейство». Управляющий ответствовал решительным распоряжением: «Ничего не жалей, всё, что требует, давай, только не упусти сокола и вези скорее ко мне».

Дебют Щепкина в Москве состоялся в сентябре 1822 года в водевиле Загоскина. Пробное выступление полностью оправдало возлагаемые на провинциала надежды. Однако постоянная служба Михаила Семёновича в Москве началась лишь в марте 1823-го, поскольку актёр был связан с Тулой контрактом. В Первопрестольной Щепкину не пришлось зарабатывать славу, она уже тянулась за ним пышным шлейфом приобретённой в разных городах популярности, и актёр, с первых же спектаклей покоривший московскую публику, сразу занял лидирующие позиции.

Однако поддержание первого успеха давалось титаническим трудом: с 1823 по 1825 год Щепкин сыграл 68 ролей. Впечатляющее количество, не правда ли, особенно, если учесть, что характеры персонажей разрабатывались актёром самым тщательным образом? Подготовка к роли означала для Щепкина детальное изучение психологического образа персонажа. Размышления на эту тему занимали его не только на репетициях. Гуляя по улицам, он иногда забывался и начинал проговаривать роль вслух. Надо сказать, ложноклассический стиль московских коллег разочаровал Щепкина, прибывшего в древнюю столицу ярым сторонником реалистического рисунка актёрского перевоплощения. Напыщенная громкоголосая декламация, сопровождаемая неестественными движениями, - этого в щепкинской игре уже не наблюдалось.

В московском же театральном консерватизме не было ничего удивительного: тон здесь задавал дворянский вкус - категория весьма и весьма статичная. Приобщавшееся к культуре купечество и зарождавшаяся прослойка разночинцев живее откликались на реализм сценического действа, поэтому ко времени появления Щепкина на московской сцене едва заметная тяга к жизнеподобию на ней уже присутствовала, не располагая, однако, силами для полной победы над театральной косностью. Щепкин вынес на сцену всю полноту и разнообразие жизненной правды, «оживил» персонажи второго плана. Служившие прежде лишь фоном для «героев», они засверкали всеми своими многочисленными гранями, заставляя зрителей «рыдать и трепетать». Современники актёра указывали на его впечатляюще внезапные переходы из одного настроения в другое и «какое-то неуловимое одновременное совмещение разных, подчас противоположных черт и душевных проявлений». Наряду с бессмертной классикой, представленной драматическими произведениями Мольера, Бомарше, Шекспира и Шиллера, Михаил Семёнович был занят в пьесах, названия которых нам уже ни о чём не говорят.

Искусство Щепкина вызывало всеобщий восторг, и это при том, что внешними данными для эффектного лицедейства он был обделён, казалось бы, абсолютно. И действительно, квадратную фигуру ниже среднего роста, «жидкий, трёхнотный» голос, излишнюю чувствительность, порой мешающую «вполне владеть своей ролью», и наконец, отсутствие систематического профессионального образования трудно отнести к актёрским активам. И всё же всепоглощающая страсть к театру, острый ум, тончайшая интуиция и, конечно же, беспощадное трудолюбие смогли преодолеть внешние недостатки.

Поддержку своему творчеству Щепкин черпал в круге общения, состоявшем, по счастливому стечению обстоятельств, из цвета русской культуры. Далеко не полный перечень добрых знакомых артиста, испытывавших к нему, недавнему крепостному, искреннее расположение, впечатляет: Грибоедов, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Белинский, Аксаковы, Грановский, Киреевский, Станкевич, Шевченко, Герцен, Огарёв, Погодин, Шевырёв... Личное общение с этими людьми сослужило - не могло не сослужить - умной наблюдательности актёра великую службу. Сам Щепкин с гордостью и благодарностью признавал мощную силу этой интеллектуальной и духовной сопричастности. Любопытно, что Михаил Семёнович одинаково легко находил общий язык с людьми разной идеологической направленности, принимая и понимая общественно-политическую категоричность одних и неспешные размышления над вечными проблемами бытия других.

Вершины щепкинского искусства неразрывно связаны с двумя жемчужинами русской драматургии - пьесами «Горе от ума» и «Ревизор», ставшими таковыми не без творческого участия актёра в их первых постановках. Личные указания Грибоедова легли в основу щепкинского Фамусова, что же касается роли Городничего, то этот персонаж был настолько глубоко осмыслен актёром, что его сценическое воплощение приобрело своеобразный соревновательный характер с авторским виденьем. Как заметил Белинский, «Щепкин становится хозяином этой роли . Он не помощник автора, а соперник в создании роли». Естественность его нахождения в этом образе была столь феноменальна, что во время гастролей в Казани произошла совершенно анекдотичная история знакомства великого актёра с местной труппой. После первых слов приветствия Михаил Семёнович неожиданно, с самым озабоченным выражением лица, обратился к окружающим со следующими словами: «Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор», и актёры-профессионалы искренне удивились этому сообщению, не сразу взяв в толк, что репетиция уже началась.

Привлечённый к педагогической деятельности Щепкин полюбил театральную школу, по определению современника, «как страстный ботаник свой учебный садик», предоставляя своим воспитанникам полную свободу самовыражения.

На склоне лет, чувствуя упадок физических сил и надвигавшуюся немощь памяти, Михаил Семёнович, не способный расстаться с театром, для сохранения прежнего сценического совершенства затрачивал невероятные усилия. Вот, описанная родственником актёра, обычная картина его ночных творческих бдений: «...в два часа вечера в доме всё затихало, только в окне кабинета Щепкина одиноко светился огонёк и мелькал на спущенных шторах силуэт, принимающий разные формы: это М. С. учил роль и муштровал своё старческое тело, совершая жертвоприношение Мельпомене». В театре Щепкин испытывал мучительный голод по качественному драматургическому материалу. «Репертуар преотвратительный, - сетовал актёр, - не над чем отдохнуть душою, а вследствие этого память тупеет, воображение стынет, звуков недостаёт, язык не ворочается. Всё это вместе разрушает меня, уничтожает меня - и не видишь ни в чём отрады...» В то время восходила звезда А. Н. Островского, но драматург раздражался умением стареющего актёра быть любезным со всеми, их человеческого сближения не произошло.

Летом 1863 года состояние здоровья четыре года как овдовевшего Щепкина заставило его отправиться для лечения в Крым. Вконец ослабленный, по дороге он вынужденно давал спектакли, но прежний блеск в них уже трудно было заметить. В Крыму больной артист на некоторое время нашёл приют в знаменитом Алупкинском дворце у князей Воронцовых, а затем задыхающийся старик от греха подальше был помещён в ялтинскую гостиницу, в номер, залитый горячим южным солнцем. Более дорогие теневые комнаты оказались великому артисту «не по средствам». Здесь, в предсмертном бреду помянув своего любимого Гоголя, он и скончался.

Елизавета Газарова

Источник:vrns.ru