Встреча с олигархом

В прошлых заметках я называл его «газовым королем», но теперь в Нью-Йорке мне стало известно, что среди всех киевских олигархов он выделяется, пожалуй, самой бурной историей. Оказывается, в марте его задержали в Австрии и выпустили на свободу под рекордный залог в 173 миллиона долларов. Все дело в том, что у американских правоохранительных органов есть подозрения насчет его сомнительных сделок с титаном в Индии и связей с «крестным отцом» украинских бандитов Семеном Могилевичем.

Нужно ли говорить, что этот оказавшийся на краю пропасти магнат вызывает у меня сильнейший интерес?

Целый двор, который собирается вокруг него в гостиных Хофбурга, где некогда жили Франц Иосиф и де Сисси, а в тот вечер подошел к завершению форум.

То почтение, которое видно на лицах бывшего президента Ющенко и некогда чемпиона по боксу, а ныне мэра Киева Виталия Кличко.

Те истории, которыми он делится со мной, наверное, потому что я не журналист.

Его детские годы, прошедшие в деревеньке на западе Украины за сбором помидоров.

Его побег в 17 лет на восток страны, где он стал машинистом, а затем пожарным.

Демобилизованный из самой последней Красной армии офицер, как и Гэтсби после битвы при Аргоне, оказался без гроша в кармане так, что у него не было даже денег на обычную одежду. Поэтому ему пришлось в форме идти на встречу с «Мейерами Вольфсхаймами» (Семеном Могилевичем?), которые организовали ему каналы с Туркменистаном.

Его восхищение Америкой, родиной людей, которые сами сделали себя. Создание своего состояния, другая война в разросшихся после распада коммунизма джунглях нуворишей. Безжалостная борьба с небезызвестной Юлией Тимошенко. Дама с косой? Муза? Да, неужели! Если верить ему, скорее уж интриганка, убийца и автор направленного против него заговора...

И Порошенко. Он сам говорит не «Порошенко», а «Петро» или даже скорее «Петра» с четко выраженным «а», словно «а» восхищения... Это многое может сказать о близости двух ястребов, один из которых стал президентом, а второй - строителем туманных финансовых гор. Хотя все могло бы быть с точностью до наоборот.

Он восхищается «жесткостью», которую тот проявил по отношению к могучему Путину.

«Вот только...»

Он колеблется и ищет взглядом одобрения стоящего рядом сотрудника, который переводит наш разговор.

«Только что?» - настаиваю я.

«Не знаю... Слова... Не уверен, что он смог найти слова для разговора с Путиным...»

Я сразу же понимаю, что тем самым он пытается через меня предложить свои услуги собрату-олигарху. Он наверняка хочет, чтобы я сказал Петру, что он - один из тех немногих украинцев, которые на самом деле могут говорить с Путиным, и что именно он должен ехать в Москву отстаивать украинские интересы.

Но у меня нет времени выяснять.

Как не успеваю я остановиться и, когда он говорит, что в декабре его телеканал одним из первых предоставил слово Майдану. Потому что мы переходим к вопросам религии. На этот раз вопрос задает уже он. Верю ли я? Хожу в храм? И когда я отвечаю ему, что, как мне кажется, каждый иудей священник в своем собственном доме, и что с течением лет у меня сформировался мой собственный иудаизм, он бормочет вполголоса: «Мы в нашей профессии тоже устанавливаем наши собственные правила». Потом, уже громче: «Я, знаете, хожу в церковь каждое воскресенье, молюсь...»

Должен сказать, что я еще ни разу в жизни не встречал подобных ему людей и не могу судить об искренности этих признаний.

Однако в его глазах есть доля фицджеральдовских печали и спокойствия, которые все же подкупают меня.

В том, как он не обращает внимания на окружающую красоту, сокровища Габсбургов, которые он арендовал для этого вечера, есть что-то от Барнабота: того, по его признанию, всегда влекли во Флоренцию не роскошь, а городские пригороды и скромные представления в кабаре. Это придает образу Фирташа налет романтизма.

Когда мы расходимся, я напоминаю ему, что времена Гэтсби остались в далеком прошлом, и что в столь любимой им Америке для любого состоятельного человека было бы честью поделиться со страной хотя бы частичкой того, что она ему дала. И когда я спрашиваю его, почему бы, если предложенный мной план Маршалла на самом деле осуществится, ему бы не показать пример и не выделить на него часть своего огромного состояния, его лицо просветляется впервые с начала беседы, и он говорит: Я много думал в эти тяжелые дни. Очень много. Хотите - верьте, хотите - нет, но в этот раз я не буду отсиживаться в стороне".

В этом человеке уживаются темная сторона и, наверное, типичное для современной Украины стремление исправить ошибки. Но смогут ли он и ему подобные искупить грехи, внести вклад в восстановление своей страны? Надеюсь. Не молюсь, но надеюсь.

Источник:inosmi.ru