Детей учат воевать при активном содействии РПЦ

Я в плену у наркобарона. Он держит меня на цокольном этаже храма: на стене висят мишени, над ними - иконы. Я нервничаю, барон тоже. Я точно знаю: сейчас должен ворваться спецназ. Где же они?.. И вдруг грохот! Комнату заволакивает дым: закинули гранату с газом. В помещение вваливается толпа: трое бросаются к барону, выбивают из-под него стул, заламывают руки, самый крупный бежит ко мне и выводит, прикрывая щитом.

Это - тренировка в православном военно-патриотическом клубе «Доброволец».

Мы с «наркобароном» понарошку теряем сознание. На спецназовцах - жилеты для рукопашного боя вместо броников, граната - учебная, взрывы - «бдыж!» и стрельбу - «паф-паф» - пацаны имитируют. Инструктору с воздушным именем Серафим приходится долго их уламывать. Мальчишки стесняются:

- Чё мы как маленькие! Мы в солдатики давно перестали играть!

- Это кажется вам детской игрой в войнушку, - осаживает их Серафим. - Сейчас вам никто не сопротивлялся, вы вломились к наркоторговцу, он, может, там ванну с дамами принимал… А ты попробуй обезвредить чеченца, у которого охрана понаставлена везде. Сомневаюсь, что ты потратишь всего три патрона. Если тебя, конечно, сразу не пристрелят.

Серафим - руководитель операции, ему 19 лет. Он несильно старше своих пацанов, но чувствуется, что общение происходит в рамках строгой иерархии: «Так точно», «Разрешите доложить». Серафим раньше тоже был курсантом военно-патриотического клуба, но «поднялся» до инструктора. Пока не служил, но говорит, что научился всему «на мастер-классах спецназа»:

- Сегодня я сам проводил тренировку, в следующий раз могу позвать инструктора, который воевал в Афганистане. Или соберу личный состав и отвезу его на сборы: мы закупаем пиротехнику и в заброшенных зданиях всё отрабатываем.

Выезды бывают и «на подольше». В этом году, принимая во внимание сложившуюся международную обстановку, провели турниры по выживанию. Сценарий был такой: группа карателей - и группа пленных, которых ведут на расстрел, - связывают руки пластиковыми браслетами, надевают мешки на головы. Пленным удается сбежать. Два дня им предстоит выживать в лесу без воды и еды. Возрастных ограничений для участников не было.

Стрельбы, отработка тактики проходят в подвале недостроенного нижнего храма комплекса во имя Собора Московских святых в Бибиреве. На стенах - портреты русских полководцев, распечатка «Символа веры», фотографии из жизни клуба. Стихотворение, аккуратно выведенное синим фломастером: «Александр Суворов, он любил умываться, чистить зубы, отжиматься, прыгать, бегать и скакать, никогда не уставать» (Саша, 7 лет).

Курсанты (их называют бойцами) - все в камуфляжной форме. И несмотря на это, видно: еще мальчишки. В антракте спектакля про спасение меня из плена ребята обсуждают, как провели выходные и кому «батя купил протеин». После тренировки они играют в народную игру - не знаю ее названия: встав в круг, кидают друг другу деревянную палку под бодрую русскую народную мелодию, задача - не уронить. Запыхавшиеся, взъерошенные, после двух часов беготни в один голос рапортуют: «Рады стараться! Служим православному отечеству!»

Только в Москве действует больше 200 военно-патриотических клубов, охват - около 10 тысяч детей. Каждый клуб декларирует свои цели: кто-то готовит ребят к службе в спецназе, кто-то нацеливает на казачество.

Клубы никто не координирует, они находят друг друга сами - создают ассоциации, проводят общие соревнования и съезды. В середине октября в седьмой раз собрались на «Покровское совещание» - в этот раз под девизом «Поможем Новороссии!». Среди участников помимо тренеров военно-патриотических клубов были ополченцы, многие из которых в таких клубах и выросли. Ну и говорили в основном про войну, конечно.

Организует «Совещание» ратное объединение «Стяг». Его лидер и идейный вдохновитель - как раз создатель «Добровольца» - Александр Кравченко.

Смежное со спортзалом в бибиревском храме помещение служит ему кабинетом, стрельбищем и в то же время музеем добровольческого движения. В 2006 году настоятель храма попросил его основать православный военно-патриотический клуб для детей. Кравченко согласился, но при одном условии: ему разрешат разместить здесь музей.

- Наши бойцы не просто команда какая-то, которая делает гамбургеры в «Макдоналдсе», - не без гордости говорит он. - Там, конечно, тоже командный дух. Но у нас он более высокий.

Кравченко окликает мальчика лет шести в казачьей форме:

- Подай нам два стула.

Оказывается, это его сын. Александр Александрович, тяжело вздыхая, присаживается. Это грузный мужчина с пышной бородой. На руке наколка «С нами Бог», на груди - золотая медаль Республики Сербской - за храбрость. Кравченко воевал в Сербии с 92-го по 94-й - добровольцем поехал на Боснийскую войну. Там помимо ранений он приобрел важное знакомство с Игорем Стрелковым. Теперь в храме рядом с портретами атамана Ермака Тимофеевича, Богдана Хмельницкого, генерала Деникина висит фотография нового кумира. В витринах рядом с нательными крестиками и иконками советских солдат, павших во Второй мировой, лежит наградной крест «За оборону Приднестровья» Стрелкова и его самодельный шеврон времен первой чеченской войны.

- Он жил здесь рядом, приходил к нам, - Кравченко рассказывает о Стрелкове как о ком-то невероятно далеком, почти сказочном. - Передал на хранение музею все сам, еще до этих всех событий, года три назад. А получилось, что это теперь самые ценные экспонаты!

Плакат на стене призывает вступать «в команду стрелковцев».

- А без разговоров о политике не получается ребят тренировать?

- Да какая же это политика! Это воспитательный момент - на героических примерах и прошлого, и современности. Мы считаем, что Стрелков - самый удивительный пример современности нашей российской!

Александр Александрович возвращается на свое рабочее место, достает айпад, проверяет сайт «Стяга», листает новости.

- И ваши подопечные подражают Стрелкову? Едут воевать? - спрашиваю.

Кравченко отрывается от экрана и смотрит в глаза.

- Никого мы туда не отпускаем, - серьезно произносит Александр Александрович. - Даже если взрослые обратятся, скажем: мы категорически против, чтобы вы, конкретно вы, туда ехали! Это не их дело, они к этому не готовы ни физически, ни психически.

Немного подумав, Кравченко добавляет:

- Но осознавать надо, что эта ситуация может тебя догнать.

Так что бойцы пока вершат ратные подвиги на своей земле: собирают помощь ополченцам. Передают по списку: переносные сумки-холодильники, рации, респираторы, балаклавы, перевязочные материалы, продукты… И икону. Ее Кравченко вручал Стрелкову лично. Недавно ездил снова - в подразделение ополченцев под руководством «Че Гевары». Рассказывает, что встретил в ополчении луганского парня - тот раньше, до войны, строил этот самый храм.

- А почему не остались там? - спрашиваю.

- Может, даже при каком-то внутреннем желании повоевать, я не хочу воевать, - задумчиво говорит Кравченко. А потом вдруг уточняет: - Ну не в смысле «не хочу», а в смысле «не могу»: шестеро детей, я три раза ранен. Хотя все может само по себе произойти… Сказать: «Извините, это не наше дело, типа вы убивайте друг друга, а мы будем смотреть на это безучастно», - мы не можем! Мы же понимаем, что это наш народ, и все это до нас может дойти. Мы переплюнули во всех отношениях то, что происходило в Сербии и Боснии, - по накалу, по трагичности. Очень страшно, я своими глазами это видел: ценность человеческой жизни очень низкая. Это хорошо чувствуется.

Вокруг тех, кто уехал на войну, а тем паче - погиб там, выстраиваются настоящие культы. Имя Сергея Ждановича стало одним из первых в злосчастном списке «двухсотых»: он погиб в бою за аэропорт Донецка 26 мая. Жданович был инструктором электрогорского военно-патриотического клуба «Гром», до этого служил в милиции, воевал в Чечне и Афганистане. «Гром» теперь носит имя Ждановича.

С прессой там общаться отказались.

Некоторые друзья «Добровольца» тоже ушли в ополчение. Об этом мне рассказал руководитель одного из отрядов - Денис Тропин, с ним мы познакомились, когда в какой-то выходной ездили высаживать кедровую аллею «в память о героях Новороссии».

Мы идем от родника с ведрами, чтобы полить кедры, Денис говорит:

- У нас там два товарища: у одного неразделенная любовь, он поехал доказывать, что он мужик. У другого - жена родила, а ребенка ему показывать не хочет, вот он и уехал. Один из них - наш инструктор… Туда шальные едут. Но люди-то хорошие, только не срослось чего-то. Их никто не учил, как жить в обществе, в семье, вот их и мотает. Воевать идут холостые в основном, за 25 лет.

- А вас что держит? - спрашиваю.

Денис останавливается посреди дороги. Ставит ведро:

- Вот я сейчас женюсь, у меня квартира висит - куда я поеду?

В некоторых воспитанниках военно-патриотических клубов война проросла глубоко, сама по себе, без всяких ссылок на интересы беззащитной Новороссии, даже напротив. Денис вспоминает парней, с которыми они когда-то прежде собирали гуманитарную помощь детским домам. Ну вот, а теперь они воюют «за укропов».

- Они всех ненавидят, не только русских, у них там «белый батальон», все язычники. Романтики Третьего рейха - повально: «Айдар», «Азов»… Я им желаю, чтобы они там остались, желательно в горизонтальном положении. Они здесь воду баламутили, теперь там баламутят. У нас же цель - живыми быть, нам детей воспитывать, создавать общину надо!

Такие взгляды в клубе - общее явление. «Если бы кто-то симпатизировал братьям-украинцам из «Правого сектора», тут бы не задержался. Тут одна большая секта. Веселая секта», - после занятия по стрельбе объясняет мне курсант Петр. Он заканчивает юрфак, ходит в качалку и в «Доброволец» - «для души».

Тему про Новороссию ребята завели сами: после занятий парни часто остаются обсудить историю и политическую обстановку.

- Петь, а ты сам против них не пойдешь?

- Если придут в Россию - тогда без базара, я брошу универ и пойду стрелять. Война к нам приходит, не мы ведь ее начинаем. Но умирать за проблемы наших братьев-украинцев, за их дрязги, за геополитику - пусть там копошатся те, кто за это бабки получает. Мне уже не 16 лет, меня сложно взять на «слабо»…

Во всех военно-патриотических клубах жалуются, что государство их не поддерживает. Клубы создаются как общественные организации, на почве, сдобренной афганской и чеченскими войнами.

В начале десятилетия военно-патриотические организации пытались встроить в систему: «Росмолодежь» просила некоторые клубы за деньги брать на перевоспитание «экстремистов», засвеченных в беспорядках на Манежке. Во всяком случае, об этом рассказывает Кравченко: «Добровольцу» поступало такое предложение. Но сумма показалась непропорциональной силам, которые надо приложить. Так и осталось государство сторонним наблюдателем, оно покровительствует пассивно: с 2001 года составлены три государственные программы «Патриотического воспитания граждан Российской Федерации», в 2010-м вступила в силу «Концепция федеральной системы подготовки граждан Российской Федерации к военной службе на период до 2020 года». Согласно концепции, военно-патриотические объединения - часть системы патриотического воспитания. Как написано в документе, «такие клубы адаптировались к рыночным условиям, но не имеют единой скоординированной программы, распределены по субъектам Федерации неравномерно и охватывают незначительную часть граждан, учебно-материальное обеспечение их неудовлетворительно».

Четыре года назад письмо против «Концепции…» подписала российская интеллигенция: Людмила Алексеева, Елена Боннэр, Светлана Ганнушкина, Лев Пономарёв, Борис Стругацкий, священник Глеб Якунин… «Псевдо-вооруженные формирования опасны для страны и для детских душ, - считает еще один подписавший письмо - Борис Альтшуллер, член Общественной палаты, руководитель организации «Право ребенка». - Они нагнетают ненависть на самом примитивном уровне. На фоне того, что происходит сейчас в стране, эти клубы в последнюю очередь одернут. Страна выбрала такой способ самоубийства, как тяжелым наркотиком. Но как запретить батюшкам говорить все, что они думают, в детских клубах, когда с экранов аналогичные вещи произносят авторитетные люди?»

В потемках тверской Никольской церкви девочка лет пяти протирает подсвечники. Свечи уже потухли, свет струится из-под двери, за которой идет занятие православного военно-патриотического клуба «Пересвет».

В одноэтажной пристройке к церкви все оборудовано для занятий спортом: боксерские груши, маты на полу. Но на стенах в несколько рядов висят иконы и дипломы с соревнований. Под большим ликом Христа - флаг клуба с надписью: «За други своя». «Нет больше той любви, чем как то отдать жизнь свою за други своя», - цитирует девиз клуба его руководитель Виктор Васильев. Этот невысокий, крепкий лысый мужчина - бывший инструктор по боевой подготовке ОМОНа. Тоже воевал.

- Я уже отдал свой долг родине, отвоевался. Каждый в определенное время должен заниматься своим делом, - говорит он воодушевленно, словно с подмостков театра. - Теперь воцерковился, чувствую, что должен детей учить. Каждого Господь приводит к вере своими путями, но нас, грешных, в том числе и меня, лишь скорбными.

Да и в целом у родины нашей какой-то скорбный путь, если верить Васильеву.

- Молодые люди - все потенциальные воины, даже девчонки, - уже серьезно смотрит на меня бывший омоновец. - На нас много врагов нападает! В Великую Отечественную подростки собирались в тылу врага и воевали за свою родину.

- А с какого возраста можно давать оружие детям?

- Ну как давать? Они уже сами берут. Раньше в войну играли - лет с семи, да?

Вот и современные младшенькие серьезны не по годам. Мальчишки из младшей группы «Пересвета» уже знают, кем будут, когда вырастут.

- Я в спецназ пойду, - уверенно заявляет смешливый 8-летний Ваня, которого я ловлю в зале после занятия по духовному воспитанию (это обязательная часть учебной программы). Как говорит Васильев, «физическое воспитание невозможно без духовного, это все равно что меч дать человеку безумному, и он себя порубает и близких своих».

- Ко мне недавно обратилась женщина, которая в епархии работает, ее сын захотел воевать на Донбассе, - подхватывает разговор духовник клуба отец Сергий. - И она его не может отговорить. Я дал совет: пусть сначала здесь, на мирной территории, попробует позаниматься в этом направлении. Это полезно, в том числе для людей, которые в будущем будут защищать нашу родину. Реально защищать.

В клуб, оказывается, часто приходят со своими проблемами, не только про войну речь. При мне в церковь зашел парень лет 25, в кожаной куртке, что-то нашептал на ухо отцу Сергию.

- Вот пришел, - подводит парня к Виктору отец Сергий. - На спайсе сидит, но хочет слезть.

- Распространяете? - хмурится инструктор. - Знаем мы таких: вливаются в клуб, а потом среди наших начинают продавать. Принесите все документы: я бывший сотрудник, проверю вас.

Отец Игорь (Тарасов) на построении строг. Обращается к пацанам совсем не как к детям. Да и разговор недетский:

- Многие старшие воспитанники, уже отслужившие в армии, сейчас воюют на Донбассе, добровольцами ушли туда. Они рассказывают, что важна та подготовка, которую они получили в клубах!

Перед ним в шеренгу выстроились шестнадцать мальчиков от 9 до 16 лет. Про войну отец Игорь рассказывает детям в помещении центра охраны материнства и детства. Места там немного, так что стоят плечом к плечу. Этот православный военно-патриотический клуб, кстати, называется тоже «Пересвет», но он в Коломне, ничего общего с тверским не имеет: просто клубы часто называют именами былинных героев.

Отец Игорь словно бы читает проповедь. Журит парней: в выходные не все пришли на «марш-бросок», который был по желанию. Вон в Москве-то в «выживателей» все играют!

- Видя, что это дело и у нас может скоро загореться, они эту школу выживания у себя максимально приблизили к боевой обстановке, в которой мы с вами можем оказаться. Они считают: чем более приближенное обучение, тем легче будет в реальной обстановке выжить и победить! События в Украине накладывают отпечаток на жизнь всех, кто готовится к достойному выполнению воинского долга. Я думаю, что и нам надо учитывать это. У нас есть бойцы, которые носят черные береты, называются «витязями», уж они должны на эти марш-броски без всякого приглашения идти. Звание обязывает.

- А как церковь относится к людям с оружием? - встреваю я.

- Вы сама-то православная? А причащаетесь? - вместо ответа спрашивает меня отец Игорь.

После построения младшие идут к батюшке на урок, где разговор о Новороссии продолжается. Иду и я, сажусь на галерку. Отец Игорь рассказывает о приказах, запрещающих матерщину и алкоголь, которые ослабляют воинский дух, в отрядах Стрелкова.

Стрелков, конечно, и здесь - кумир.

- Мы с вами сражаемся не только, когда вас призовут в армию, мы каждый день сражаемся с врагом духовным, битва наша продолжается и сегодня, - поучает отец Игорь. - Мир нас старается сделать своими пленниками, появляются различные моды… Я смотрю, Михаил там сидит, коса у него, как у девочки, отпущена.

Все пялятся на Михаила. Мальчишка на второй парте дергается, конфузится.

- Когда ты стригся последний раз? - наседает батюшка. - Вот вам пожалуйста - послабление во внешнем виде, прическа - первое, с чего начинается сползание мужского достоинства в какое-то непонятное состояние. Вроде бы мелочи, а потворствование миру, который во зле лежит…

- Пойдемте, посмотрите, как стреляют, - из-за спины ко мне подходит руководитель «Пересвета» Павел Викторович Беляев, с которым мы и договаривались о моем присутствии на занятиях.

- Спасибо, но я хочу дослушать про соблазны!

- Нет, нет, пойдемте, - увлекает настойчиво меня за собой Павел Викторович.

Выхожу из класса.

- Поступило требование сверху: на стрельбу вы можете посмотреть, но духовный вопрос может быть использован специфично, некорректно, - говорит Беляев. - Если бы вы были родительницей и пришли посмотреть, я бы был спокоен, но когда это касается прессы… Священник - представитель церкви, и то, что он говорит детям, не всегда может соответствовать тому, о чем может говорить церковь, потому что это его дети, он с ними пуд соли съел.

- Вань, иди стреляй! - кричат из помещения, оборудованного под тир.

Евгений Максимович и мне дает пистолет.

- Первая ошибка: долго целишься. Стреляй!..

Источник:novayagazeta.ru