"В КБР конфликт очень острый и жесткий"

В Нальчике 17 мая состоялась общественная дискуссия «Почему терроризм?», организованная Институтом экономической политики имени Егора Гайдара. О результатах пятичасовой конференции наша беседа с кандидатом экономических наук Ириной Стародубровской.

- Ирина Викторовна, встреча была очень живой, было озвучено много интересного, и даже страшного…

- Дискуссия показала, что подобная беседа назрела. Людям есть, о чем сказать. Хотя мне кажется, пока разговор идет на уровне достаточно поверхностных моделей: суждений о плохой системе, неправильной молодежи.

А проблему надо анализировать обстоятельнее и глубже, но сегодня был сделан серьезный первый шаг. Одно дело, когда ученые в своих толстых фолиантах что-то там пишут, но совсем другое, когда люди, связанные с гражданским обществом, вовлеченные в процесс, дискутируют между собой, углубляя от взаимного общения представления о ситуации, и формируют некое общее мнение и повестку.

- Участники дискуссии из Карачаево-Черкесии рассказали, как им удалось сохранить мир, о негласном соглашении между силовыми структурами, властью и мусульманской общиной. На наш «круглый» стол, несмотря на приглашение, не пришел ни одни представитель власти или силовых структур. Насколько реально в такой ситуации, что мирное урегулирование на уровне такого же соглашения возможно в КБР?

- Кабардино-Балкарии для этого надо преодолеть большой путь. Существует точка, не скажу, что это точка невозврата, но некий переломный момент, когда и с одной, и с другой стороны пролито много крови. Очевидно, когда радикалы убивают милиционеров и наоборот, и с той, и с другой стороны возникает ожесточение и желание отомстить. Это называется спиралью насилия и ее сложно остановить.

Сейчас вопрос не в том, как применить модель Карачаево-Черкесии в Кабардино-Балкарии, а в том, чтобы общество осознало, что есть альтернатива, что силовое противостояние и желание перегрызть друг другу глотку - не единственный способ, который решит проблему. Думаю, начинать надо с этого.

- Вы говорили о фокус-группах среди студентов в КЧР. На вопрос о популярных проповедниках был назван Мухаммад Карачай. Прозвучало ли имя муфтия республики, насколько сегодня Духовное управление мусульман является лидером, пользуется авторитетом в КЧР?

- Студенты назвали муфтия и еще одного представителя ДУМ, который в Карачаево-Черкесии очень популярный имам. На самом деле ситуация в республике тоже непростая. Но официальные духовные структуры подтягивают к себе молодежь, вовлекают в свою работу молодых мусульман, отучившихся в исламских странах, получивших хорошее религиозное образование и, что немаловажно, придерживающихся разных точек зрения.

Это на самом деле очень сильно работает на авторитет ДУМ, потому что молодые люди с глубокими исламскими знаниями не отталкиваются.

- К сожалению, такая ситуация характерна не для всех субъектов. В этой связи, может, назрело время для реформирования этих структур?

- Не уверена, что реформы в этой сфере должны быть предпосылкой, а не результатом процесса. Сейчас очевиден внутрирелигиозный конфликт, и его надо урегулировать. В настоящий момент важнее снять остроту конфликта, сделать так, чтобы мы не теряли молодых, перспективных ребят. А потом уже можно думать, что делать с официальными структурами. Хотя решать это должны сами верующие.

- Часто, когда говорят о воспитании молодежи, приходится слышать сухие отчеты о десятках мероприятий, но никто не говорит об их эффективности. Фетвы, принимаемые исламскими учеными для России, по мнению экспертов, большого влияния на ситуацию не имеют. Вот совсем свежий пример - приезд в Дагестан делегации Международного союза исламских ученых в марте.

- На самом деле на молодежь Дагестана очень большое влияние оказали переговоры между ДУМ и лидерами салафитской организации «Ахлюсунна вальджамаа». Этот процесс повлиял на всю общину. Но процесс был сорван в результате убийства Саида Чиркейского. Провал мирного процесса и прекращение деятельности комиссии по адаптации привели к тому, что люди разочаровались.

Вообще, в Дагестане все хотят мира, там все устали от ситуации. Именно поэтому переговоры между разными мусульманскими движениями были восприняты в обществе позитивно. Но после провала у людей появилось разочарование и неверие. Сейчас, мне кажется, очень непросто будет все это восстановить.

- В Дагестане была проделана попытка диалога. Как вы думаете, такой процесс возможен в КБР? Насколько вероятно посадить за один стол переговоров представителей власти, силовых структур и мусульманской общины?

- В Кабардино-Балкарии будет очень сложно это сделать, потому что конфликт очень острый и жесткий. Сложно сказать, кто сейчас в легальном поле представляет в республике религиозную оппозицию. Я сейчас изучаю, с моей точки зрения, очень интересный для России опыт урегулирования в Северной Ирландии. Там пока представители двух противоборствующих сторон не оказались министрами одного правительства, лицом к лицу переговоров не вели, они разговаривали через посредников.

Мне кажется принципиально важным, чтобы стороны сами осознали необходимость диалога. Когда это будет осознано, тогда можно будет искать формы. Хотя я думаю, может, в КБР никаких переговоров и не понадобится, если урегулировать вопросы силового давления. Вполне возможно, что ситуация сама разрешится. А может, автоматически и не разрешится. Не знаю.

- Один из выступающих упомянул, что в обострении ситуации в некоторых случаях присутствует политический заказ, интерес.

- На ту тему бесполезно спекулировать. Чтобы это утверждать, надо быть информированным. В КБР сейчас может быть временное затишье, когда просто исчерпаны людские ресурсы. Я разговаривала с родителями погибших молодых мусульман в Баксане. Они мне рассказали, что в городе есть улицы, на которых нет молодых мужчин. Это очень страшно. Каким может быть общество, у которого нет молодежи? Кто-то из них был полицейским, кто-то по ту сторону.

- В конце беседы прозвучало предложение создать некую единую программу, стратегию урегулирования ситуации. В чем она может быть?

- Мы слишком увлекаемся едиными программами. Мне кажется, здесь есть разные форматы работы, но очевидно, что исследователи должны вырабатывать рекомендации для власти. А услышит она их или нет, услышит через год, а может, через два, тем не менее понимание того, что нужно делать, должно лежать на столе.

Гражданское общество должно организовывать собственные формы деятельности. Причем это могут быть «круглые» столы, аналогичные нашим, либо проводимые в рамках закона политические акции за нормализацию ситуации, за мирное урегулирование.

Важно посадить за стол переговоров всех. В Нальчике сделать это не получилось. Я очень хотела, чтобы здесь были родители погибших полицейских, родители тех, кто погиб в рамках незаконных вооруженных формирований, представители власти, силовики. Хотелось бы, чтобы на следующем этапе мы смогли реализовать эти планы. Без этого мирного урегулирования не получится.

А пока что в обществе накапливается ожесточение и неприятие любой другой позиции, кроме собственной. Это делает гражданское общество фрагментированным. И вместо того, чтобы решать общие проблемы, люди начинают выяснять отношения между собой по каким-то, возможно, второстепенным вопросам и не могут сконцентрироваться на общих глобальных проблемах, которые затрагивают все общество республики. Это тоже серьезная проблема, с которой надо что-то делать.

Источник:kavpolit.com