"Русский я или нет? Я советский!"

Говорят, что прибывших в Россию украинских беженцев обеспечивают жильем получше, чем некоторых россиян. Говорят, что и платят им по 800 рублей в день. Сейчас вообще очень много говорят об украинских беженцах, и мнения об их положении порой очень расходятся. Чтобы узнать, как на самом деле живут «бежавшие с Донбасса», корреспондент «Кавказской политики» приехал к ним - и провел с ними обычный день их нынешней жизни.

Национальность - советский

Вставать пришлось очень рано. Сегодня едем в лес, за дровами. «Самозаготовка, все по закону», - объясняет мне дядя Толя, разливая топливо и масло по канистрам и лихо закидывая их в кабину своего ЗИЛа. Аккуратно складывает бензопилы и говорит: «Еще только за одним беженцем из Луганска нужно заехать».

По пути хозяин - и одновременно водитель машины - говорит, что санкциями не доволен. «У нас станичник женился на латышке, она моделью работала, когда молодой была. У нее квартира в центре Риги, а теперь хочет тут жить, ей тут нравится: климат, природа. Квартиру будет сдавать. Так вот, привозила она конфеты оттуда, очень вкусные, стоят там всего 1,5 евро. Почему у нас такие же в 2-3 раза дороже?» - спрашивает меня дядя Толя.

Приехали. Из калитки выходит щуплый, низенький, чернявый парень с белоснежной улыбкой, учтиво здоровается со мной и хозяином машины. За ним появляется жена, провожает в дорогу. Пытаюсь разговорить нового попутчика, но «беженец» предпочитает на все вопросы отвечать односложно и смотреть в окно. Со временем контакт все же удается установить. Саше (так зовут моего собеседника) 33 года, сам он из города Красный Луч Луганской области, приехал в станицу пару месяцев назад вместе с женой и четырьмя детьми. Живет в «церковном доме» - так он называет здание, принадлежащее местному священнику.

«Говорят, беженцам платят по 800 рублей в день?» - спрашиваю я. «Догоняют и еще раз платят», - отшучивается Саша. Статус беженца он так и не получил, как и все его знакомые. Объясняет: «Не все так просто». После поездок в райцентр и очередей к начальнику ФМС он с трудом получил временное убежище, которое позволяет легально оставаться в России девять месяцев. Выплат от государства, естественно, никаких нет.

«А с чего ты живешь?» - спрашивает дядя Толя. Саша рассказывает, как регулярно ездит в лес, подрабатывает в молочном цеху, выполняя там самую черную работу. Благодарит и тех, кто дает ему возможность подзаработать: «Люди тоже помогают, несут кто что может - кто картошку, кто перец с огорода… Но этого все равно не хватает, они раз принесли, спасибо им, но не будут же они каждый день носить, у всех свои проблемы, своя жизнь».

Дальше разговор скатывается на политические материи, причем дядя Толя апеллирует к коллективному украинскому сознанию, задавая Саше давно назревшие вопросы. Беженец практически не реагирует.

«Ты украинец или русский?» - спрашиваю я. «Не знаю. Меня начальник ФМС спрашивал, русский я или нет. Я сказал, что я советский. У меня отец литовец, мать чистокровная гречанка, в советское время были греческие поселения на Донбассе», - отвечает беженец.

Поднимаемся в горы по разбитой грунтовой дороге, хозяин снижает скорость, и я сквозь грохот двигателя успеваю разобрать, как он хвалит свой автомобиль. Машина сделана по образцу американского Студебекера 40-х годов, до сих пор работает безотказно. «Я еще в армии на такой ездил», - добавляет пожилой дядя Толя.

«Мы не бунтовали - мы работали»

Вот мы и в лесу. Саша раньше работал шахтером, говорит, тяжелой работы никогда не боялся. Недавно во время погрузки стало плохо, но он сначала не обратил внимания, а в итоге отказался в местном фельдшерском пункте с диагнозом «упало давление». Вкололи что-то - и на следующий день снова на работу. «Дня еще не было, пока я здесь, чтобы не было работы», - резюмирует мой собеседник.

Дядя Толя звонит леснику, что он уже на месте. Заодно перечисляет все бумаги, которые дают ему право на вырубку леса, чтобы мы не беспокоились. Все законно. «У нас ведь как… Тех, кто ворует миллиардами, не трогают, а за сломанную за веточку в лесу могут посадить», - объясняет дядя Толя.

На Донбассе Саша работал в одной из шахт, где добывали ценный вид угля антрацит, - зарабатывал по 12-14 тысяч. «Гривен?» - переспрашивает дядя Толя. Саша дает утвердительный ответ. Пересчитываем на рубли. Получается вполне приличная зарплата даже по меркам России. Средняя зарплата в Украине сейчас 3,5 тысячи гривен. Как ни считай, шахтерская зарплата получается в разы больше.

«Зачем же вы тогда бунтовали на Майдане?» - искренне недоумевает дядя Толя, наливая топливо в бак бензопилы. «Мы как раз не поддерживали всего этого, мы работали. Ребята только в кредит машины взяли, причем хорошие, иномарки, на детей выплаты были приличные, - рассказывает Саша. - Может, на западе у них и бедно жили, потому они и недовольны властью».

Все время мне хотелось спросить, почему он не пошел в ополчение. Но сформулировал вопрос немного иначе: «Много там твоих знакомых сейчас воюет?». Из ответа узнал, что Саша был в ополчении времен Славянского сидения, дежурил на блокпостах в округе своего города со стрелковым оружием. «Никого к нам не заставляли идти, но некоторых спрашивали по-доброму, почему дома отсиживаются. Мне никто вопросов не задавал, у меня же четверо детей. Я сам добровольно пошел, и многие так - кто понимал, что происходит», - вспоминает мой собеседник. Спрашиваю: «Старшему сколько?». Оказывается, старшая у него - дочка, пошла недавно в седьмой класс. «Детей в школу приняли?» - интересуется дядя Толя. «Да, приняли» - отвечает Саша.

Мысли о войне

Потом на бывшего ополченца нахлынули воспоминания. Рассказывал, как проверяли документы, как колонны беженцев шли в Россию нескончаемым потоком. «Ополченцам выдавали пропуск от ЛНР на машину, формата А4, цвета флага республики. Его надо было вешать на лобовое стекло, тогда тебе светил зеленый свет на всех блокпостах. Но ездили и по «зеленке», линии фронта четкой не было, украинская армия рядом, и многие боялись, снимали пропуск, а потом забывали надевать, подъезжая к своим. Мы таким говорили: зачем вы тогда вообще в ополчение пошли, раз так боитесь?» - вспоминает Саша.

Я задавал по ходу уточняющие вопросы: «А чеченцы, российская армия были?». Он отвечал: «Чеченцы были, конечно, и местные, кто давно на Донбассе живет, и из Чечни, с бородами, одного я даже хорошо знаю, смелый. Вот он как раз пропуск ЛНР никогда с машины не снимал, еще и флаг Чечни вывешивал рядом. Мы ему говорили: зачем ты это делаешь, не боишься, что на врагов нарвешься? А он отвечал - мол, пусть они меня боятся».

«Российской армии я не видел, хотя у нас никто не скрывал, откуда и чем дышит, - продолжает Саша. - Кто был из Крыма, даже себе на автоматах делали надписи «Крым». Россияне-добровольцы всем говорили, что они россияне».

В ополчении Саша впервые за тридцать лет закурил, и сейчас, как только появляется свободная минута, достает из кармана пачку «Донского табака» - и сигареты одна за другой сгорают у него в зубах. «Был случай, когда на нас пошло 40 танков. Ехала наша колонна, парни оттуда предупредили, что они на нас прут и чтоб мы держались, а у нас только одна граната, автоматы Калашникова и на каждого по одному рожку патронов. Что с таким боекомплектом сделаешь против брони? Мы их попросили помочь оружием, они отстегнули рожки от своих автоматов, отдали нам и пожелали удачи. Я позвонил жене и матери, попрощался. Но танки решили нас обойти, видно, побоялись впрямую атаковать», - делиться переживаниями Саша.

«Почему решили приехать именно сюда?» - допытываюсь я. «У жены тут отец живет, звал к себе», - объясняет он. По ходу разговора я понимаю, что отец даже не смог обеспечить свою дочь и зятя жилплощадью, хотя Саша на него не в обиде. Сетует только, что пару раз просил пилу попользоваться, чтоб напилить людям дрова, но тот не дал.

«Если «Урал» дров, то 2000 рублей стоит попилить, 2000 рублей поколоть, - подсчитывает Саша барыши. - Если ЗИЛ, то 1,8-1,5 тысячи (количество дров здесь измеряют грузовиками, в которых они привезены). Но я меньше беру, чтоб люди соглашались, отдыхать буду зимой. Сейчас нужно работать, чтоб потом прожить. Я же не мишка, в спячку не впадаю».

Трудный путь домой

«Что дальше думаешь делать?» - спрашиваю я. «Не знаю, - погрустнел беженец-ополченец. - Я бы здесь остался, мне тут нравится. Но жена говорит, что домой надо ехать. Сейчас вроде как перемирие. Если 30 дней работать, по 500 рублей зарабатывать, то это 15 тысяч. Но их уже нет, у меня 200 рублей сейчас в кармане. Правда, там сейчас все равно все разрушено, разбомблено. Работы - такой, как была - не будет. Можно было бы домик здесь тысяч за 150-200 купить, только где их взять», - рассуждает вслух Саша.

Обратно мы ехали груженные под завязку. На узких размытых и наклонных горных дорогах это опасно. «Я на ней уже переворачивался, - делится воспоминаниями дядя Толя. - Здесь главное остаться в колее, тогда все будет нормально». Если многотонный груз полетит под откос, то нас сомнет, как соломинку, мелькает у меня в голове. А Саша только улыбается. Наверное, шахтеры оставляют чувство страха под землей.

Источник:kavpolit.com