Как миллиардер стал революционером

Пожилой мудрец: вкус жизни и горек, и сладок.

Че Хюн Гук, который когда-то был миллиардером, стал анонимным спонсором движения за демократизацию Южной Кореи.

Детали биографии Че Хюн Гука не очень хорошо задокументированы. Год его рождения неизвестен. Он из Тэгу. Окончил Сеульский национальный университет с дипломомо в области философии. Когда-то был достаточно богат, чтобы входить в первую десятку налогоплательщиков в Южной Корее. Это было, когда он вместе со своим отцом руководил угольной шахтой Хенкук в провинции Канвондо. Че Хюн Гук стал последней надеждой для борьбы за демократию среди политически преследуемых людей во времена периода Юшин (фашистской диктатуры Пак Чжон Хи) в 1970-х годах. По словам ветерана-журналиста Лим Дже Кюнга, Че был финансовым спонсором прогрессивного издания Changbi Quarterly и «революционным деятелем», который предоставлял убежище для уволенных журналистов. Че был анонимным спонсором, который предложил убежище для тех, кто объявлен в розыск в период Юшин: Ким Чи Га, Хван Сок Ена , Ko Уна и других антиправительственных интеллектуалов. Он также оказывал финансовую поддержку многим демократическим организациям.

Сегодня Че является председателем совета фонда, который управляет средними школами Гэвон и Хеям, но учащиеся редко узнают его, потому что он, как правило, работает в школьном саду, одетый в комбинезон. Он категорически отказывался от интервью с газетой «Ханкере», но журналисты ее наконец-то встретились с ним 23 декабря прошлого года в чайной в храме Чоге в центре Сеула. Он оказался скромно одетым человеком в черном берете, с тяжелым рюкзаком, полным книг. «Несмотря на свой пожилой возраст, он приветствовал нас глубоким поклоном и говорил вежливо», - отмечают журналисты.

Ли Чжинсун (журналист, далее - Ли): - Почему Вы все время отказываетесь от интервью?

Че Хюн Гук (далее - Че): Раньше у меня была угольная шахта. Многие шахтеры на ней были ранены или погибли. Поэтому меня не за что хвалить и не надо освещать меня в прессе с положительной стороны.

Ли: - Но на других шахтах тоже бывают несчастные случаи, разве не так?

Че: - В любом случае, это была моя вина. Несчастные случаи на шахтах - это не природное бедствие.

Шахта Хенгук была создана в 1953 году. Че помогал своему отцу управлять шахтным бизнесом в Сеуле с 17-летнего возраста. Через 10 лет он переехал в Тоге в провинции Ганвон и взял на себя управление бизнесом, которое продлилось до 1973 года.

Ли: В юности Вы были крупным бизнесменом, а теперь Вы председатель совета школьного фонда. Как так получилось, что почти нет никаких свидетельств о Вашей более чем 70-летней жизни? Ни биографии, ни автобиографических воспоминаний.

Че: Я никогда их не напишу. И просил своих близких ничего не писать. Такая история может показать меня в положительном свете. Это было бы бессовестным. Меня не за что хвалить.

Ли: Знаю, что это неудобно, но можно ли спросить Вас, сколько Вам лет? В каком году Вы родились?

Че: Записано, что в 1937-м, но на самом деле в 1935-м. В этом году мне будет 79 лет.

Ли: Нам Чже Хи, бывший министр по делам труда и журналист, написал: «Че Хюн Гук - это уличный философ, эксцентрическая фигура своего времени, живой Чан Сан Бюн (поэт и интеллектуал, вовлеченный в шпионское дело в восточном Берлине, который после пыток южнокорейскими спецслужбами страдал от психиатрических проблем).»

Че: Ха-ха-ха… Это означает, что я бездомный.

Ли: В любом случае, Ваша жизнь необычна для человека Вашего круга.

Че: В свое время я был исключительным студентом, потому что у меня всегда были высокие оценки. Некоторые считали, что я «стану успешным». У меня были друзья, которые оказались очень рассержены на меня: «Я-то думал, что ты станешь успешным, и у тебя будет власть, а ты нас обманул…»

Ли: Так Вы выбрали не быть успешным или не смогли им стать?

Че: Власть и деньги - это как наркотики… и знание - тоже. Чем больше у вас знания, тем больше денег и власти будет на вашем пути.

«Мы хотели узнать детали,»- пишут южнокорейские журналисты. - «Интервью с Че было наконец-то получено после долгих переговоров, но на некоторых условиях, которые он поставил. «Никогда не называйте меня бизнесменом с социальным подходом или филантропистом». «Никогда не хвалите» и «никогда не утверждайте, что я кому-то помог».

Ли: Но есть же люди, которые получили от Вас помощь. Зачем это скрывать?

Че: Я никогда никому не помогал. Помощь оправдана, когда работаешь на других. Я работал только на себя и делал то, что надо делать. Кто-то может сказать, что он или она получили от меня помощь, но я себя благотворителем не считаю.

Ли: Почему бы нет?

Че: Потому что такие мысли испортили бы меня. Если я начал бы утверждать, что то, что я делал для себя, было для других, это было бы лицемерием.

Ли: Когда-то Вы входили в число богатых, в первую десятку налогоплательщиков. А как сейчас?

Че: Я был богатым 6 раз и разорялся 7 раз. Сейчас мне восьмой десяток, и я богат, хоть и с пустыми карманами. У меня нет денег, но я председатель совета фонда школ. У меня лично ничего нет. У меня все еще плохой кредитный рейтинг потому, что согласился выплатить чей-то долг, но не смог этого сделать.

Ли: Вы насовсем покинули шахтный бизнес?

Че: Еще в 1973 году моя компания была передана в руки ее работников. У меня нет никакой собственности.

Ли: Как Вы передали компанию в руки работников?

Че: Я начал спонсировать шахтеров и их детей. Потом открыл бесплатную клинику и предложил им бесплатное лечение. Когда я передал им свой бизнес, я заплатил им пенсию заранее, предположив, что они будут работать еще 10 лет.

Ли: В 1973 году шахты были процветающим бизнесом из-за нефтяного кризиса. Почему же Вы решили от него отказаться?

Че: Да, бизнес был процветающим. Но после роспуска Национальной Ассамблеи и введения диктатуры Юшин (в 1972 году) я оценил ситуацию и решил, что у меня нет причин для продолжения своего бизнеса. Я не политик, но я всегда работал в убежденности, что нам необходима победа над военной диктатурой и жизнь, достойная людей…

Ли: А Вы не считаете, что могли бы спонсировать продемократическое движение тем, что делали бы больше денег?

Че: Я понял, что «делать деньги» - это очень опасное дело. «Делать деньги» - это в 1000 раз более сильный наркотик, чем их тратить, и люди не всегда это осознают. Чем больше денег вы «делаете», тем проще вы находите пути «сделать» еще больше денег. Это настолько одурманивает, что сбежать от этого невозможно. Неважно, каким бы ни был ваш бизнес, по какой причине вы им занимаетесь, это затягивает. Все оказывается подчиненным деньгам, даже правосудие и смысл вашей жизни.

Ли: Вы хотите сказать, что подсели на это как на наркотик?

Че: Когда Вы говорите о наркомании, Вы осознаете, что это скверное дело. Это занятие - «делать деньги» - превращается в своего вида религию. «Делать деньги», получать власть и почести становится религией. Поэтому я решил: «Поскольку у меня нет способностей, лучше остановиться, пока не поздно».

Ли: Я слышал, что Ваш отец, Че Ги Йоп, также спонсировал активистов борьбы за независимость Кореи, когда у него был крупный бизнес в Китае. Как можно оставаться безразличным к тому, чтобы делать деньги, когда вы делаете их так много? Вы этому научились у своего отца?

Че: Мой отец не слишком-то гордился своей «успешностью», потому что он жил в трудное время под игом японского колониализма. Он знал, что «быть успешным» в трудные для твоего народа времена не может быть предметом гордости. Мой отец никогда не рассказывал мне о своем прошлом, и то, что я знаю, основано на том, что я слышал от других людей.

Его отец, Че Ги Йоп, был единственным сыном зажиточной крестьянской семьи из Тэгу, первым выпускником школы Кенам. Он был хорошим другом семьи поэта Ли Сан Хва. Че Ги Йон уехал в Шанхай, чтобы встретиться со старшим братом Ли, генералом Ли Сан Чжуном, который участвовал в движении за независимость в Китае. Хотя ему не удалось встретиться с генералом, он остался в Китае и начал там свой бизнес. За что бы он ни брался, все удавалось ему, включая транспортное дело, прядильную фабрику, завод по производству алкогольных напитков. Он был известен, как щедрый человек, который кормил-поил, давал приют и снабжал деньгами корейских активистов движения за независимость. Но когда он вернулся в Корею в 1946 году, вернулся он с пустыми руками.

Ли: Во времена японской оккупации многие корейские интеллектуалы симпатизировали социализму. Как насчет Вашего отца?

Че: Он был такой свободный духом. Он любил людей, вне зависимости от их идеологии или веры. Мой отец не выбирал никаких идеологий или знания, и я не выбираю тоже.

Ли: Вы закончили Сеульский Национальный Университет, с дипломом по философии. Как же Вы можете не верить в знание?

Че: Когда вы овладели знанием, вы будете утверждать, что что-то «неверно, но верно». Люди думают, что только ошибаться - это идея-фикс, но знать что-либо с уверенностью - это тоже навязчивая идея. В мире нет единого верного ответа на все вопросы. Есть лишь множество ответов на проблему, и трудно найти единственный из них в течение своей жизни. Как можно осмелиться утверждать, что ты прав, а все остальные неправы? Это продукт нашей военной диктатуры. До того, как к власти пришел Пак Чжон Хи, не было такой фразы «правильный ответ». В любом «правильном» заявлении всегда есть какие-то ошибки.

Ли: В любом?

Че: Всегда! Там, где есть свет, есть и тень. Там, где есть что-то верное, есть и что-то неверное.

Хотя его отец был успешным бизнесменом, Че не был избалованным ребенком. Так как бизнес переживал хорошие и плохие периоды, его мать зарабатывала на жизнь шитьем, когда его отец находился неизвестно где. У Че был брат на год старше его, который покончил жизнь самоубийством после подписания перемирия в Корейской войне. Он тогда заканчивал университет в Сеуле, изучая бизнес. Он не оставил после себя даже предсмертной записки. »Теперь мы навсегда разлучены…» - такими были его последние слова. Из-за смерти своего брата Че Хюн Гук стал единственным сыном в 11 поколениях в возрасте всего 17 лет.

Ли: Я слышал, Вы записались в клуб драмы в Сеульском Национальном Университете.

Че: Я не записался, а создал этот клуб. В то время Ли Сун Чже (ныне известный пожилой актер) был студентом 3 курса филфака, а я - первокурсником. Я спросил его: «А не создать ли нам клуб драмы?»

Ли: Вы говорите, что Ли Сун Чже был Вашим старшим товарищем, тогда почему Вы ему это предложили первым?

Че: Сун Чже на год старше меня, но я разговаривал на равных со старшими и уважительно с младшими, начиная со средней школы. Я спрашивал их, хотят ли они быть моими друзьями или же старшими для меня. Если они соглашались быть моими друзьями, я говорил с ними на равных… Не уважать младших - это японская привычка, так что я никогда не был пренебрежительным в общении с младшими.

Ли: Так не говорит с младшими неуважительно - это по происхождению Чосонский корейский обычай?

Че: Тойге (древний философ времен Чосонской династии) никогда не обращался неуважительно к Ки Тэ Сену (знаменитому конфуцианскому философу), который был на 26 лет моложе его. В братских отношениях старшие никогда не высокомерны с младшими. Пренебрежительно относиться к ним - это японская привычка.

Ли: В любом случае, Вы были из богатой семьи и с академической репутацией. Что же заставило Вас выступать на сцене?

Че: Я считал, что спектакль - это наиболее народная форма образования. Неважно, даже если ваша аудитория не умеет читать или необразованна, то, что вы хотите ей сказать, может быть передано в эмоциональной форме. Я до сих пор считаю явление южнокорейской поп-музыки «массовой революцией». Удивительно, что повседневная, будничная жизнь и каждое мгновение могут быть переданы в искусстве.

После окончания университета Че решил стать продюсером. Он стал первым работником южнокорейского телевидения, получившим работу в результате процесса открытого найма. Но он отказался от нее через 3 месяца - после того, как ему велели поставить драму, прославляющую Пак Чжон Хи. Шахта Хенкук в то время также оказалась перед опасностью банкротства, и Че взял частный кредит под 360% годовых и спас шахту от банкротства, посвятив себя бизнесу на последующие 10 лет.

Ли: Заниматься бизнесом было трудно. Вы не считаете, что Вам пришлось многим пожертвовать?

Че: Вовсе нет.

Ли: Некоторые люди намереваются потратить деньги на добрые дела только после того, как разбогатеют как следует.

Че: Это неверно. Разве нужно «делать много денег», чтобы творить добро? Это они просто ищут отговорку. «Делать деньги» уже по определению включает в себя заниматься плохими вещами в ходе этого процесса. Деньги можно сберечь тем, что меньше тратишь на себя.

Ли: Некоторые бизнесмены отдают на благотворительность свою частную собственность и создают фонды.

Че (возбужденно): Нет такой вещи, как «частная собственность». Она принадлежит всему миру! И я говорю это не от имени компартии. Моя собственность принадлежит миру. Я просто временно одолжил ее и хорошо ею управлял, так, чтобы ею можно было снова поделиться со всем миром. Нельзя передавать собственность своим детям. Она с самого начала не была моей, и ее надо дать тем, кто в ней больше всего нуждается.

Ли: Вы поделились своими деньгами с общественными активистами, но некоторые из них корыстно воспользовались своей популярностью в народе для того, чтобы достичь потом личной славы и престижа или совершенно предали Вас…

Че: Деньги - это как магия… Я всегда боялся, что деньги больше будут преследовать людей, нанесут им поражение и сделают их ленивыми, чем помогут им. Но такова человеческая природа… Быть трусом достаточно широко распространено и примитивно. Неудивительно, что люди становятся трусами или попадают в тюрьму.

Ли: Вы когда-нибудь чувствовали разочарование или неприязнь?

Че: Все, что побеждает, коррумпирует. Исключений не бывает. Деньги и власть околдовывают. Неважно, как мало этой власти, она коррумпирует, как только охватила человека. Старшие не всегда были коррумпированными. Когда-то они были младшими, но стали старшими и сильными и стали коррумпированными…

Ли: Обычно люди Вашего возраста, большинство пожилых людей, которые активно участвовали в Революции 19 апреля 1960 года и противостояли военной диктатуре, со временем сами стали консервативными. Как разрешить этот конфликт поколений?

Че: В мире есть 2 рода занятий, либо похожие на работу организатора похорон, либо похожих на работу акушерки. Те, кому для поддержания своей карьеры, необходимы конфликты и скандалы, - как организаторы похорон. Такие профессии, как судья, прокурор, адвокат, нуждаются в несчастьях других людей для заработка и для оправдания своего существования. Хуже всех - те из политиков, кто отчаянно стремится развязать драку. Они просто не могут переносить дружественные отношения, и им нужна драка для того, чтобы сохранять свое влияние. Я называю таких «похоронщиками».

Ли: А кто же тогда как акушерки?

Че: Те, кто живет простой жизнью, но зарабатывает меньше, помогает своим соседям и старается сделать людей счастливыми… Мне жаль «похоронщиков», потому что это не их профессии сами по себе делают их такими. Ну так вот, «похоронщики» - те, кто живет за счет конфликтов - притягивают на свою сторону пожилых, чтобы вовлечь их в борьбу на своей стороне. Неважно, насколько высоко мы взлетали, в один день все мы станем старыми и физически и умственно немощными. И эти люди пользуются немощью стариков, маскируя их под «мощные фигуры». У нас всегда были слабые места - достаточно посмотреть на то, как нас учили и как мы жили… Нам приходилось быть нечестными, чтобы выжить и еще более нечестными - чтобы жить в комфорте. Вот почему ситуация ухудшается.

Ли: Пожалуйста, посоветуйте что-нибудь младшему поколению. Как молодежь должна относиться к старикам сегодня?

Че: Не упускайте их из виду. Следите за тем, как себя ведут старики сегодня - чтобы не стать такими самим в старости. Каждый молодой человек может в такого превратиться, поэтому молодежь не должна прощать проступки стариков.

Ли: Как Вы относитесь к популярному сейчас среди студентов движению настенных плакатов «Как у Вас сегодня дела?»

Че: Я очень им благодарен! Я очень высоко ценю усилия молодежи. Это прекрасно - что молодежь не позволяет СМИ собой манипулировать, а поднимает свой голос… Я думаю, молодому поколению можно доверять. Благодаря молодежи мы, старики, все еще живы, несмотря на наши ошибки…

Ли: Чун Як Йон (философ и ученый эпохи Чосон) написал себе эпитафию задолго до своей смерти. Если бы Вы выбирали слова для своей эпитафии, что бы Вы написали?

Че: В школе у нас был камень со словами «вкус жизни горек». Я принес этот камень, чтобы выгравировать на нем имя школы, но один из его уголков был обломан. Мне сказали, что гравировать на нем имя школы принесет неудачу, и поэтому я выгравировал такие слова вместо него. Я спросил у соучеников, как это звучит, и они сказали, что неплохо. Ни один из них не воспринял эти слова с пессимизмом или неверно истолковал их.

Ли: А разве это не пессимистичное заявление?

Че: Нет, это активное утверждение. Даже горький вкус тем не менее - это вкус жизни… Жизнь скорее углубляется, когда ее вкус горек. Это просто ее вкус - вкус человеческого существования.

Ли: Так Вы хотели бы, чтобы слова »вкус жизни горек» красовались на Вашем надгробии?

Че: Если только эти, то я бы выглядел лицемером. Надо добавить еще кое-что: «…Но у сладкого сладкий вкус!»

Ли: «Вкус жизни горек…. но у сладкого сладкий вкус». Так что же в жизни сладко?

Че: Надеяться вместе с другими добрыми людьми и понимать друг друга… Вот что самое сладкое.

Источник:south-worker.com