Постсоветская уникальность

После многолетнего этнополитического конфликта и внешнего вмешательства в его ход этот регион в одностороннем порядке, без переговоров и компромиссов с Белградом провозгласил свою независимость. На сегодняшний день она признана 108 из 193 членов ООН. При этом два постоянных члена Совбеза (Россия и Китай) возражают против признания Косово в качестве самостоятельного государства. Это же мнение по разным мотивам разделяют пять стран-членов Европейского Союза (Греция, Испания, Кипр, Румыния и Словакия). Из этих пяти четверо к тому же являются членами НАТО.

При этом Международный суд ООН в июле 2010 года в своем заключении относительно косовской Декларации оказался не в состоянии дать четкие указания по поводу возможных последствий балканской сецессии. Сосредоточившись на формальных аспектах конкретного документа, он не смог дать всестороннего политического анализа сложнейшей проблемы. Более того, впервые в своей истории этот ооновский орган рассматривал вопрос о легальности выхода региона из состава некогда единой страны (являющейся, между прочим, членом ООН) без ее согласия.

Это по поводу критических высказываний о том, что, мол, крымская сецессия является односторонним актом, поддержанном Россией безо всякого одобрения официального Киева. Как видим, любой случай сецессии и сохранения территориальной целостности разрешается не по неким абстрактным схемам и лекалам, а в контексте политической целесообразности и сложившегося баланса сил и интересов.

Но можно ли говорить о том, что именно косовский казус как-то повлиял на самоопределение Крыма и еще будет влиять на другие постсоветские образования, как признанные мировым сообществом, так и не имеющие международного признания?

На первый взгляд, по вопросу о возможном использовании "казуса Косово" сказано все или почти все. Вместе с тем, если оставить в стороне эмоции, то можно прийти к следующему выводу. Самоопределение Косово само по себе не имело и не имеет решающей роли при формировании будущего постсоветских непризнанных республик. Не все столь однозначно и с российской политикой. Сколь бы весомой ни была поддержка Москвы, она не имела бы большого значения, если бы не опиралась на мнение местного населения и движений за этнополитическое самоопределение.

Сегодня политические устремления абхазских, нагорно-карабахских, осетинских, приднестровских, крымских лидеров принято рассматривать в контексте развития косовской ситуации. По мере продвижения Молдовы к подписанию соглашения об ассоциации с ЕС актуализируется проблема автономного региона Гагаузии, в котором в феврале 2014 года уже прошел референдум об отношении к Таможенному Союзу и европейской интеграции. Между тем, в поддержку курса на интеграцию с Евросоюзом проголосовали 2,77 % населения, а против этого - более 97 %. При этом почти 99 % высказались за право Гагаузии на самоопределение в случае утраты Молдавией суверенитета.

Как бы то ни было, а по публикациям многих авторов создается ощущение, что лидеры различных движений за самоопределение на постсоветском пространстве только и делают, что сверяют каждый свой шаг с косовским самоопределением. Но в реальности устремления бывших советских автономий были сформулированы задолго до того, как Косово попало в фокус мировой политики.

Приднестровье провозгласило свою независимость от Молдовы в 1990 году. То же самое и почти в то же время сделала Южная Осетия. Карабах провел референдум о своей независимости 2 сентября 1991 года. Таким образом, три из четырех непризнанных республик заявили о своих претензиях на национальный суверенитет еще во времена существования СССР. Абхазия добилась де-факто суверенитета от Грузии после вооруженного конфликта с Тбилиси в 1992-1993 гг. Своим путем пытался идти и Крым. В 1992 году была принята Конституция автономии, предполагавшая должность президента и фактически договорные отношения между Симферополем и Киевом. Осенью 1993 года на полуострове был сформирован политический блок с символическим названием "Россия". Кандидат от этого блока Юрий Мешков 30 января 1994 года во втором туре стал президентом Республики Крым. На выборах же в крымский парламент в мае 1994 года блок "Россия" получил около 80 %. И уже тогда были предприняты попытки реализовать на практике идеи перехода под российскую юрисдикцию. Они в силу разных причин не увенчались успехом, однако было бы неверно считать, что пророссийские настроения на полуострове появились благодаря российским военным или действиям Владимира Путина в 2014 году.

В первой половине 1990-х годов Косово никак не влияло на самоопределение постсоветского пространства, поскольку тогда ситуация там рассматривалась в общеюгославском или сербском контексте, в крайнем случае общебалканском, но не мировом. За годы своего де-факто суверенитета Абхазия, Южная Осетия, Нагорный Карабах провели по несколько избирательных циклов, создали свои государственные, хотя и не признанные миром структуры власти, даже пережили процесс смены руководства. При этом далеко не всегда эти образования играли роль "марионеток Москвы". Достаточно вспомнить хотя бы споры между Абхазией и руководством РФ по поводу президентских выборов 2004 года в этой непризнанной республике, сложные коллизии между Москвой и Цхинвали во время избирательной кампании 2011-2012 годов, или противоречия между Ереваном и Степанакертом (в "большой Армении" партия дашнаков была под запретом, тогда как в Нагорном Карабахе она не просто действовала, но и играла немалую политическую роль).

Что же касается Москвы, то ее политика не была постоянной величиной. Она определялась совокупностью многих факторов, начиная от положения дел на Северном Кавказе и заканчивая отношениями РФ с новыми независимыми государствами СНГ и странами Запада. В американских и европейских исследованиях стало правилом хорошего тона рассматривать проблемы Евразии исключительно сквозь призму российских действий. Но ведь в политике отношения выстраиваются не по принципу "одностороннего движения". Не только Грузия или Украина реагируют на различные шаги Москвы, но и наоборот. До августа 2008 года Москва признавала грузинскую территориальную целостность. И делала она это до той поры, пока

статус-кво вокруг двух этнополитических конфликтов не был полностью разрушен (а само его разрушение во многом было спровоцировано политикой Михаила Саакашвили). Осенью 2008 года многие западные аналитики высказывались в том духе, что Москва практически сразу же после Южной Осетии или Абхазии попытается аннексировать Крым. Но вместо этого Россия пролонгировала двусторонний договор с Украиной, основанный на признании ее границ. Заметим, что это было сделано тогда, когда президентом соседней страны был Виктор Ющенко - политик, которого трудно заподозрить в симпатиях к Кремлю.

Наверное, Россия не меняла бы свои подходы и в 2014 году, не случись то, что произошло в Киеве. Не произойди революционная, а не правовая смена власти, чреватая хаосом и коллапсом, угрожающим российским интересам. Кто бы мог гарантировать соблюдение Харьковских соглашений по Черноморскому флоту, а также внеблоковый статус Украины, если бы новые власти демонстративно встали в оппозицию Москве? Да и возможности контроля за "революционерами с Майдана", как показали события февраля-марта 2014 года, не оставляли сомнений в том, что главная проблема - вопрос о власти после свержения Виктора Януковича - все еще не решен. Угрожало ли это российской безопасности? Риторический вопрос.

Таким образом, Косово нужно Абхазии, Нагорному Карабаху или Крыму только как инструмент для международной легитимации своих устремлений. Если угодно, это сильный аргумент для оправдания своих действий 15-20-летней давности, а также указание западным странам на то, что и их позиция была небезупречной. Но само по себе Косово не создавало ни одну из проблем, которые сегодня с таким трудом решаются. Много лет в публичном пространстве звучала фраза "Казус Косово уникален". Сегодня пришло время сказать: "Казусы различных самоопределений на просторах бывшего СССР уникальны". Каждый по-своему. Они не сводимы к единой формуле и не зависят напрямую от балканской динамики.

Источник:novopol.ru