Почему в Абхазии тоже "майдан"

Примечательно, что народный сход оппозиция назначила в центре Сухуми, а не в древнем селе Лыхны, в Гудаутском районе - традиционном центре военной демократии абхазов. В последний раз десять тысяч абхазов собирались в Лыхны 18 марта 1989 года, потребовав выхода Абхазии из состава Грузии. Но времена изменились: та историческая задача уже решена, а «майдана» в Лыхны не получится. Закон жанра требует, чтобы он бушевал под окнами в лучшем случае спальни, а в худшем - рабочего кабинета правителя. В Тбилиси - Шеварднадзе, в Киеве - Януковича, в Сухуми - Анкваба.

В центре столицы находится рабочий кабинет президента. Где он спит, знают лишь его ближайшие соратники. Немудрено - ведь нынешнего главу государства пытались убить целых пять раз, не считая сравнительно незначительных инцидентов. И хотя Александр Золотинскович (его отца назвали фамилией российского инженера Золотинского) человек явно не трусливый, но соображения безопасности берут свое.

Однако от «майдана» спастись труднее, чем от покушения: события в Абхазии развиваются по известному сценарию, когда общественная усталость от осточертевшей власти приводит к расколу элит и массовому выходу на улицы активно недовольной части населения. Конечно, даже самая успешная власть в конце концов надоедает. Но важно понять, почему в абхазском случае усталость наступила всего два года спустя после безусловной победы Анкваба на выборах? Почему абхазский «майдан» совпал с событиями на Украине. Случился сразу после того, как один из самых авторитетных и опытных абхазских политиков - Тарас Шамба - озвучил из Москвы судьбоносное предложение о необходимости заключить с Россией договор об ассоциации?

Цена независимости

Здесь нужно смотреть на корни нынешнего конфликта между абхазской властью и оппозицией: во время грузино-абхазской войны 1992-1993 годов Александр Анкваб жил в Москве и не участвовал активно в событиях на малой родине. За это его очень невзлюбили соратники тогдашнего лидера Владислава Ардзинбы, который считается национальным героем Абхазии и основателем Абхазского государства.

К концу 1990-х годов Ардзинба заболел и стал недееспособен. В течение нескольких лет Абхазией управляла его «семья» - ближайшее окружение со времен войны. В 2004 году уходящий в прямом и политическом смысле Ардзинба попытался провести на пост президента нынешнего лидера оппозиции - Рауля Хаджимбу, но к тому моменту общество уже устало от кланового правления, и на выборах победил бывший комсомольский вожак Сергей Багапш, обещавший стране перемены и обновление. Тогда тоже не обошлось без Майдана. В команде Багапша в Абхазию вернулся и Александр Анкваб. Он слыл «жестким политиком с железной рукой», способным навести порядок, сокрушить коррупцию и вывести республику на путь к процветанию.

При Сергее Багапше Абхазия была признана Россией и в ходе пятидневной войны вернула контроль над Кодорским ущельем, изгнав оттуда грузинское население. После смерти президента Багапша на внеочередных выборах победил Александр Анкваб. Его по-прежнему называли «наш железный Алик», ожидая чуда: укрепления абхазской государственности и полноценного развития без каких бы то ни было компромиссов по вопросу суверенитета, кроме уже достигнутых перед пятидневной войной - размещения российских войск и российских пограничников.

В свою очередь Россия выделила маленькой республике, где население не превышает 250 тысяч человек, колоссальную помощь - 28 млрд рублей. По мнению оппозиционно настроенной общественности, таких денег, если их использовать с умом, вполне должно было хватить на быстрое и успешное развитие. Но их не хватило: ощущение беспросветности по-прежнему непреодолимо. И абхазам очень трудно объяснить, что главная причина здесь вовсе не в Золотинсковиче и всеядности его окружения, а в том, что Москва давала деньги с умом: на сытую жизнь, но не на развитие.

Каждый пункт Программы социально-экономической помощи был адресным и прописан до мелочей. Российские пенсии - да, пожалуйста. Но вот что касается инвестиций в развитие, то их Абхазия могла получить, лишь превратившись в продолжение Большого Сочи и выполнив несколько неофициальных требований Москвы. Во-первых, отменить ограничения на свободную куплю-продажу земли и снять запрет на покупку квартир иностранными гражданами (читай россиянами), а также вернуть квартиры этническим русским, покинувшим Абхазию во время войны и в ходе российской блокады 1993-1999 годов. Во-вторых, прекратить возню вокруг Новоафонского монастыря - одной из святынь Русской православной церкви - и передать его в руки РПЦ, разорвать подозрительные связи с Константинополем и реально признать приоритет РПЦ в Абхазии, где похоронен апостол Симон Кананит.

Третье требование, связанное с первыми двумя, по всей видимости, и озвучил Тарас Шамба - заключить договор об ассоциации с Россией. Это неудивительно. Было бы странно, если бы в процессе евразийской интеграции в Кремле не задумывались о дальнейшей институционализации отношений с Абхазией и Южной Осетией, а потом и с Приднестровьем.

Гальский синдром

Сразу отметем слухи, что якобы абхазская оппозиция устраивает в Сухуми «майдан» в поддержку ассоциации с Россией. На самом деле она приняла предложение Тараса Шамбы в штыки. Как, впрочем, и действующая власть. Независимость для абхазов священна, даже если она реально означает лишь независимость от Грузии. И на этот раз главная претензия к власти тоже связана Грузией. Хотя она и замешена на обвинениях в коррупции, кумовстве, клановости и других ингредиентах «бархатных революций», но в чистом виде сводится к обвинению в «паспортизации грузин Гальского района Абхазии», то есть выдаче десятков тысяч абхазских паспортов этническим грузинам (мегрелам), живущим в приграничном регионе.

Этот процесс паспортизации начали вовсе не Александр Анкваб и Сергей Багапш, а тот самый Владислав Ардзинба, который в 1995 году согласился вернуть грузинских беженцев в Гали. Он хотел прирастить ими абхазский народ, поскольку считал гальских мегрелов огрузинившимися абхазами. Багапш и Анкваб лишь продолжили его стратегию обратного обабхазивания, но она завершилась полным крахом и не могла завершится иначе, поскольку жители Гали все прошедшие 20 лет чувствовали себя в Тбилиси куда комфортнее, чем в Сухуми, где их по-прежнему упорно считают грузинами и относятся соответственно.

Верхушку абхазской оппозиции беспокоит еще и то, что гальцы всегда голосовали за команду Багапша - Анкваба, обеспечивая им победу на всех выборах. Хотя в реальности они голосовали так лишь потому, что та команда представляла действующую власть, а не из каких-то личных симпатий. Будь на их месте Ардзинба или Хаджимба - голосовали бы за них. Лишь бы сохранить мир и спокойствие, а также возможность просто жить на земле предков. С паспортом или без - не важно.

Карнавал иллюзий

Как и в случае с другими революциями на постсоветском пространстве, абхазский «майдан» не сможет решить фундаментальные проблемы, стоящие перед Абхазией. Как не смогла «революция роз» решить проблему территориальной целостности Грузии (и именно поэтому постепенно сошла на нет, несмотря на все реформы), как не смог и не сможет первый и второй киевский Майдан решить проблему единой идентичности для Западной и Юго-Восточной Украины. Так и абхазский «майдан», даже в случае полного успеха и изгнания «клики Анкваба», не способен ответить на главный вызов абхазскому национализму: как обеспечить развитие (а не только выживание) Абхазии в условиях нежелания, да и невозможности идти на компромисс по вышеперечисленным вопросам, приоритетным для Москвы?

О компромиссе с Грузией речь вообще не идет, потому что возвращение грузинских беженцев куда-либо к северу от Гали не обсуждается. Но что поделать, если, как пел Цой, сердца требуют перемен? Можно вывести людей на центральную площадь и устроить большой карнавал, раздавая жаждущим иллюзорные надежды.

Если что и роднит постсоветские «майданы», то именно всеобщая готовность радостно принимать подобные иллюзорные дары из рук пронырливых политиков, доказывая тем самым: мы по-прежнему ментально едины, а значит, Владимир Путин вовсе не строит будущую евразийскую державу на песке.

Источник:slon.ru