Манон Ролан де ла Платьер: революция - это я

«Революция это я» - так ощущала себя эта женщина - мотор партии власти, той власти, которая родилась в её воображении и вошла в мир усилием её воли.

Так или не так - судят историки; современникам же это было очевидно. Париж гадал: как чёртовой бабе удается заставить слушать себя лучших ораторов Национального Собрания? «Единственный мужчина в партии Жиронды - это мадам Ролан», - так говорили парижане.

Это был высокий удел и тяжкий труд. Чтобы исполнять его, нужно было слушать революцию каждый день, каждый час. Манон первой поняла, что революции прискучили речи. Потоки слов, как ветры над океаном, баламутили воду, взбивали пену, гнали волну, топя чьи-то суденышки. Но океан дышал и двигался по иным причинам. Его дыхание, терпкое и жаркое, Манон ощущала на площадях Парижа.

Когда герцог Брауншвейгский наступал на Париж, грозя превратить его в пустыню, город начал вооружаться. А в её салоне мужчины часами упражнялись в словоблудии: распустить Коммуну, эвакуировать правительство, не давать парижанам оружия… Слова, речи, болтовня…

«Не то, не так», - говорило сердце Манон. «Не дразнить Коммуну. Пусть вооружается, пусть дерется и пусть падёт, наконец!». Она ясно видела эту картину: последний санкюлот и последний прусак в предсмертных объятьях валятся на площади Пик…

Но в тот вечер, когда правительство её мужа решало судьбу Франции, Манон никак не могла заставить себя заговорить. Вокруг яростно спорили, вопили и махали руками, а она невольно, сама того не замечая, прижимала руки к животу, словно защищая что-то. Она знала, что лишает её воли. Другая обманулась бы, Манон - никогда.

Ей шел тридцать восьмой год. Дитя, зачатое от любимого, было её последним шансом.

Утром она вошла в кабинет мужа. Аккуратно выведенное слово «Декрет», под которым не стояло ни единого слова, сказало ей всё: никакого решения они так и не приняли. Ролан спал на диване. Коричневый камзол с протёртыми рукавами, которым он накрылся - предмет насмешек парижских острословов - весь сбился у него вокруг шеи... «Лучше быть бедным и живым, чем богатым и на фонаре», - так рассуждал её муж. Они и впрямь жили в долг, у них ничего не было, кроме расчетов на славу и власть.

...Последний шанс, казавшийся бесповоротно счастливым, ускользал и таял в неумолимости решающего дня. Разбудив горничную, Манон велела собрать всё необходимое и ждать в карете. Она вернулась через сутки - бледная трепещущая оболочка, а под нею - «торпейская скала», с которой предстоит сбросить всех врагов партии Жиронды.

Но именно с этого дня мужчины её партии как-то непостижимо переменились: они перестали её слушать. Манон утратила над ними былую власть. Может быть оттого, что теперь, когда она уже ничего не боялась, их объединил страх. Страх всегда ведёт к поражению. И, совершая ошибку за ошибкой, партия власти покатилась к гибели.

«Революция - это я», так написала о себе первая женщина-политик новой истории Манон Ролан. Возможно, и не до конца сознавая, насколько близка к трагической истине.

Источник:narpolit.ru