О морали и расчете

1.

Сто лет назад прозвучал роковой выстрел в Сараево. В тот момент мало кто мог думать о том, что спустя всего месяц он повлечет за собой общеевропейскую войну. Еще меньше было тех, кто мог подозревать, что эта война закончится крушением сразу нескольких крупнейших государств мира.

Для России та война стала только прологом к еще более трагическим событиям, разыгрывавшимся с ней на протяжении всего ХХ столетия (впрочем, сейчас мы, похоже, всё еще переживаем их продолжение или следствия). Естественно, что сознание нашего общества еще долго будет обращаться к роковому 1914 году, чтобы в попытках отыскать ответ на вопрос: можно ли было всего этого избежать?

Эти попытки тщетны потому, что мы никогда не сможем ответить на этот вопрос хоть сколько-нибудь доказательно. История - увы или к счастью - не экспериментальная наука. Но именно поэтому сослагательное наклонение истории, точнее мечты о том, что якобы могло быть, всегда притягательно.

Впрочем, историки, кажется, давно ответили на заданный вопрос. Очевидно, что если бы Николай II не вступился за Сербию, то европейской войны всё равно не удалось бы избежать. Австро-Венгрия собиралась разгромить Сербию, а Германия - Францию. И если бы Россия попыталась остаться в стороне, то оба ее потенциальных союзника были бы немедленно побеждены. После чего, скорее всего, наступила бы очередь одинокой России. Революция в этом случае, весьма вероятно, разразилась бы даже быстрее, чем в действительности, и при худших военно-политических условиях, чем в 1917 году.

Историки проанализировали и внутриполитические мотивы, которые могли толкнуть Николая II принять вызов Центральных держав. Известно, что в 1914 году вновь обострилась политическая обстановка в России. В июле 1914 года бастовали рабочие Петербурга, дело дошло до строительства баррикад, недалеко было и до вооруженного восстания.

Предположим, что в такой обстановке Николай II спасовал бы перед внешнеполитическими трудностями. Это было бы немедленно использовано оппозиционной пропагандой в таком духе: царь предает братскую Сербию и нашего союзника - демократическую Францию. И революция могла разразиться под вполне патриотическими лозунгами (как, кстати, и произошло в феврале 1917 года, правда, уже по иному поводу).

Отсюда следует, что даже если бы момент не был использован Германией для разгрома России, то от внутренних осложнений монархия не спаслась бы своим бездействием на внешней арене.

Всё склоняет к тому, что выбор Николая II в обстановке лета 1914 года оказывался наиболее рациональным. Он спасал монархию от непосредственных угроз. Опасности же, проистекающие от длительного ведения войны, не могли проявиться сразу. А потом - как знать - быть может, Господь дарует России победу, как бывало в истории уже много раз? Ведь русское воинство бьется за правое дело!

За правое дело... Не в этих ли коротких словах были на самом деле заключены все мотивы решения русского царя?

Привыкнув оценивать по Макиавелли поступки современных политиков, мы отказываемся допустить, что в былые времена что-то могло быть иначе. Николай II, возможно, вовсе не взвешивал все рациональные «за» и «против», не просчитывал сценарии не совершившихся пока событий. Почему не поверить, что он руководствовался чисто моральным императивом, как писали о нем люди, вполне хорошо его знавшие?

С моральной точки зрения летом 1914 года всё обстояло предельно ясно и просто. Братская Сербия подверглась грубому шантажу со стороны Австро-Венгрии, поддержанной Германией. Было бы просто подло не прийти на помощь Сербии. Вся ответственность за дальнейшую эскалацию конфликта падала на Центральные державы, не пожелавшие умерить свои беспардонные притязания.

Русский же царь всего лишь выполнял свой долг. Причем он мог верить (возможно, вопреки любым рациональным доводам), что именно в следовании моральному императиву заключается сила и действенность его решений. Ведь Бог, в которого царь непоколебимо верил, не оставляет своей поддержкой того, кто прав перед Ним...

Перед такой мотивацией оказывались бессильными предупреждения П.А. Столыпина (насчет 20 лет покоя, жизненно необходимых России, чтобы окрепнуть) и П.Н. Дурново. Последний (бывший в грозном для монархии 1905 году министром внутренних дел) написал в феврале 1914 года для Николая II меморандум, в котором он мрачно пророчествовал о последствиях участия России в войне против Германии на стороне Англии. Он точно предсказал и падение монархии в ходе долгой войны, и крушение российских либералов, и приход к власти левых радикалов, и ту предательскую роль, которую сыграет в отношении России политика союзной ей Англии...

Но ведь ни Столыпин, ни Дурново не могли предполагать, в какой обстановке придется выбирать между войной и миром! Между славной, хотя, быть может, и гибельной для монархии войной, и позорным, предательским невмешательством...

Если для макиавеллиста тут выбор только между двух зол и надо лишь правильно оценить, какое из них меньшее, то для Николая II первый выбор олицетворял собой однозначное добро. Даже не просто добро. Это был единственно морально приемлемый для него выбор, и вопроса об альтернативах тут не возникало.

В наше время, оценивая на манер политтехнологов всевозможные сценарии, историки задним числом приходят к убеждению, что выбор Николая II один оставлял русской монархии надежду пройти между Сциллой мирового кризиса и Харибдой революции. Они путем долгих размышлений приходят к тому, что самому царю, возможно, было ясно без всяких раздумий, благодаря одному лишь пониманию своего неизменного морального долга.

Мог ли Николай II предвидеть все последствия вступления России в общеевропейскую войну? Если бы кто-то в тот момент сумел еще более убедительно, чем Дурново (если это возможно!), показать ему и гибель его самого вместе с семьей в екатеринбургском подвале, и гибель миллионов соотечественников в огне Гражданской войны, и гекатомбу жертв Второй мировой войны (возникшей во многом из-за того, что Россия не была в числе победителей Первой мировой войны)?..

И если бы этот кто-то знал, что всего такого не будет, достаточно царю лишь не подписать указ об общей мобилизации?.. Поступил бы тогда Николай II иначе?

Этого нам не суждено знать. Изменить прошлое, как уверяют ученые, невозможно. Поэтому давайте лучше проведем мысленный эксперимент не с Николаем II, а с самими собой. Предположим, что мы живем в России, не испытавшей огня революции, Гражданской и Великой Отечественной войн... только благодаря тому, что в 1914 году она проигнорировала нарушение международного права и посягательство на суверенитет союзника. А потом еще и еще не раз (вступив на такую дорожку, остановиться уже нельзя) капитулировала подобным же образом, только чтобы обеспечить себе спокойную жизнь на среднеевропейский манер.

И вот кто-то показал бы нам альтернативную историю России последнего столетия: с тяжелыми жертвами, с кровавыми войнами - да, но и с великой победой в самой трудной из них, с покорением космоса, с индустриальным преображением страны, со всем потрясающим драматизмом нашей подлинной истории ХХ века.

И не пожалели бы тогда мы, воображаемые, об этой утраченной возможности?..

2.

Итак, выступление России в защиту Сербии, продиктованное Николаю II его пониманием морального долга самодержца, оказалось также и наиболее рациональным ответом на вызов ситуации. Нетрудно представить, что в том случае, если бы царь спасовал перед австро-германской агрессией в отношении братской страны, моральный авторитет власти в России тут же упал бы почти до нулевой отметки. Революция тогда могла бы произойти уже в 1914 году.

Теперь - о помощи, оказанной Россией Франции ценой поражения двух своих корпусов в битве у Танненберга. Ещё до войны между русским и французским главными штабами было достигнуто соглашение, что русские войска перейдут в наступление на 15-й день после начала мобилизации. Можно, конечно, обвинить наших военных в том, что они слишком опрометчиво дали такое обещание. Но давайте взглянем на реальную стратегическую ситуацию, сложившуюся в первые недели войны.Немцы, разгромив французов в первых приграничных сражениях, быстрым маршем шли на Париж. Французы почти без сопротивления откатывались назад. Правительство переехало из Парижа в Бордо и обсуждало, не объявить ли Париж «открытым городом». Англичане собирались уже эвакуироваться на свой остров. Всё происходило по тому же сценарию, который был разыгран до конца в 1940 году. Но в 1914 году союзников спасло «чудо на Марне». Историки будут всегда спорить о том, действительно ли немцам не хватило в битве на Марне тех самых двух с половиной корпусов, которые они сняли с Западного фронта и направили на Восток. Твёрдо доказать тут что-либо невозможно. Но одно лишь число дивизий не решает исхода сражений. Лично мне очевидно, что, по сравнению с количественным ослаблением немецких войск, не менее (если не более) значительным фактором, обеспечившим победу союзников на Марне, послужило сообщение о том, что Россия наступает. Русские не бросили Францию в беде! Вряд ли можно переоценить влияние этого известия на моральное состояние французских войск в 1914 году.

Большинство историков согласно в том, что крах германского блицкрига против Франции в 1914 году уже тогда предопределил исход Первой мировой войны, превратившейся для Германии в бесперспективное, изматывающее противостояние на два фронта. Следовательно, поражение русских войск под Танненбергом нельзя рассматривать отдельно, в отрыве от совершавшихся тогда событий на Западном фронте. В контексте коалиционной войны, Восточно-Прусское сражение и битва на Марне - единая стратегическая операция Антанты. И она закончилась несомненной победой всех союзников, не исключая России.

Что случилось бы дальше, в случае окончательного поражения Франции в августе-сентябре 1914 года, предположить несложно. Все сухопутные силы Центральных держав обратились бы тогда на Россию и Сербию. Последняя была бы разгромлена уже тогда, в конце 1914 года, после чего наступила бы очередь России. Предотвратить такой сценарий Россия смогла бы лишь заключением мира, не менее позорного, чем последовавший в реальности Брестский.Кто-нибудь скажет по этому поводу: «Вот видите! России всё равно не удалось избежать поражения, но если бы оно наступило раньше, то погибло бы намного меньше русских людей!» Что же, это, конечно, довод… Примерно такой же, как тот, что если бы Великая Отечественная война закончилась в 1941-м или 1942 году взятием гитлеровцами Москвы, то народу с нашей стороны тоже погибло бы меньше… А самое главное, что неизбежным следствием поражения России в 1914-1915 гг. видится всё та же революция с последующей гражданской войной.

Наверное, никогда не прекратятся разговоры о том, что, вероятно, можно было выручить Францию в 1914 году, нанеся удар по союзнику Германии - Австро-Венгрии. Войска двуединой Дунайской монархии заметно уступали по качеству армии Второго рейха и частенько были биты русскими в ходе Первой мировой войны. Что, если бы Россия с самого начала кампании 1914 года сконцентрировала свои основные силы против Австро-Венгрии с тем, чтобы наверняка её разбить? Да, с Францией могло произойти то же самое, что и тогда, когда Русская армия вообще осталась бы пассивной. Достаточно посмотреть на карту, чтобы понять: прежде, чем русские (в случае своего решительного успеха в Галиции) заняли бы Вену или Будапешт, немцы успевали бы разгромить Францию и перебросить силы, высвободившиеся после её капитуляции, на Восточный фронт. Это исчерпывающе объясняет, почему германское командование было гораздо менее чувствительно к просьбам австрийцев о помощи, чем русское - к аналогичным просьбам французов. Здесь играли роли не мифические «русская мягкотелость» и «немецкая твёрдость», а элементарные стратегические соображения.

Иногда у пишущих об истории тех трагических лет возникает и такой вопрос: что, если бы Николай II принял мирное предложение германского канцлера Бетмана-Гольвега, прозвучавшее с трибуны рейхстага в декабре 1916 года и адресованное всем воюющим странам? Понятно, что задумывающиеся над этим ищут, прежде всего, альтернативу событиям, происшедшим в 1917 году. Положение Русской армии к концу 1916 года было таким, что позволяло рассчитывать на достойные условия сепаратного мира. Можно предполагать, что, в случае заключения такового мира, революция в России в 1917 году не произошла бы или приобрела бы более смягчённые формы.

Но такое предположение выглядит очень сомнительным. Значительная часть российского общества к началу 1917 года была настроена на продолжение войны до полной победы. Пропаганда против самодержавия накануне Февральской революции велась под лозунгом борьбы с «немецким засильем» и «изменой» на верхах власти. Оппозиция открыто обвиняла династию в намерении заключить сепаратный мир. Характерно, что Ленин, будучи тогда в Швейцарии, анализировал такую возможность и приходил к выводу, что если Николай Романов на самом деле попытается сговориться с Вильгельмом Гогенцоллерном, то уже на следующий день его место займут Милюков, Гучков и К°. Так, кстати, и произошло в действительности. Причём во многом из-за того, что оппозиция сумела убедить народ в том, будто такой мир династией и вправду готовится.

Весьма вероятно, что рядовой состав Русской армии на первых порах радостно бы принял известие о мире, и революция не разразилась бы немедленно. Но страна вернулась бы к той же внутриполитической ситуации, в которой начиналась война. Даже к худшей, потому что неизбежно встал бы вопрос: за что отдали жизни и стали калеками несколько миллионов русских солдат? Социально-экономические противоречия, порождавшие революцию, никуда бы не исчезли, а только обострились бы. А что такое несколько миллионов демобилизованных солдат после невыигранной войны - это Николай II должен был хорошо помнить ещё по 1905 году. Нет, сепаратный мир в начале 1917 года никоим образом не спасал династию Романовых. Возможно, Николай II осознавал это не хуже, чем мы сейчас, когда анализируем задним числом.Некоторые начисто отвергают возможность того, что Николай II ради спасения монархии мог пойти на «предательство союзников». Рискну не согласиться с этим. Предположим, что перед царём на самом деле встала бы альтернатива: остаться верным союзническому долгу, губя тем самым Россию, либо спасти Россию ценой измены союзническому долгу? Поскольку последний русский самодержец превыше всего ставил благо России (как он его понимал), то я нимало не сомневаюсь, что он не колеблясь выбрал бы спасение России любой ценой. Однако в том-то и дело, что описанная альтернатива ни разу реально не возникала перед Николаем II.

В неизменном следовании царя договорным обязательствам перед союзниками мы видим, как и в случае выступления в защиту Сербии, что к этому одинаково могли подводить его как моральный долг, так и практический расчёт. Не было противоречия между решениями, которые могли быть продиктованы каждым из этих императивов по отдельности. Первая мировая война показала, а Вторая мировая подтвердила важность внешнеполитических союзов для России. «Блестящей» изоляция для нашей страны не бывала даже тогда, когда Россия была - не чета сегодняшнему дню - больше, мощнее и богаче. Ведь та крайне неблагоприятная обстановка, при которой России (уже советской) пришлось вступать во Вторую мировую войну, стала во многом следствием того, что в Первой мировой Россия не продержалась до общесоюзной победы, преждевременно выпав из коалиции.

Источник:pravaya.ru