Исламский фундаментализм и украинский национализм: общие черты и причины поддержки внешними силами

I. Мнимость популизма киевской хунты

В течение последних нескольких месяцев представители первые лица украинского государства, сделали целый ряд громких заявлений. Вот только несколько из них:

1)               президент Петр Порошенко, заявил, что Украина  должна выработать стратегию, которая поможет вернуть ей статус великой космической державы [25], и это на фоне крушения ракеты «Антарэс», разработанной с участием украинского КБ «Южное» [34]-

2)               глава Верховной Рады Александр Турчинов считал, что одной из основных задач нового парламента станет создание в Украине такой армии, которая будет одной из сильнейших в Европе [28], и это на фоне провала антитеррористической операции на Донбассе, где вооруженным силам Украины противостоят нерегулярные ополченцы-

3)               министр иностранных дел Павел Климкин утверждал, что Украина должна стать полноправным участником саммита стран Большой Двадцатки в качестве 21-й страны, заявляя, что от Украины зависит стабильность и выполнение правил в этом мире [31], это при том, что достоверно известно, что украинскую делегацию на переговорах в Женеве просили выйти за дверь [27]-

4)               Премьер-министр Украины Арсений Яценюк приглашает РФ для проведения «серьезных переговоров» по Донбассу на нейтральной территории [32], и это при том, что на саммите стран Большой Двадцатки Украина сама выступала в качестве предмета «серьезных переговоров».

С точки зрения метода фотографической фиксации приведенные заявления являются ничем иным как медийными вбросами популистского характера. Однако такой подход упускает из виду важнейшее правило политики: если поступки политика кажутся вам странными и непонятными, вы просто не понимаете их истинных целей [10, с. 259]. Так и в случае с политиками на Украине. Если рассмотреть эти громкие заявления с точки зрения теории управления массами, можно предположить, что они носят целенаправленный характер и направлены на зомбирование населения многострадальной Украины. Задача: раздуть в гражданах Украины эго не украинцев, представителей замечательного трудолюбивого и, главное, миролюбивого народа, а так называемых «великих укров» – ущербных люмпенов, смысл жизни которых заключается в получении удовольствия от того, что «в сусиды на городи погнылы бурякы», хотя у самого этих бурякив давным давно уж нет. Однако этим задача не ограничивается, поскольку любая политтехнология должна иметь практическое применение. То же происходит и политтехнологией, которую мы условно назовем «Проект «Великие Укры». После формирования психотипа «великих укров», в сознании уже «великих укров» формируется образ своего ареала существования (т.к. цивилизованным государством это уже не назовешь) как важнейшего региона с геополитической и геостратегической т.з., однако неп?нятого внешним миром: мы рвемся в Большую Двадцатку, а нас не пускают, в НАТО – и там замок, в ЕС – там отложение ратификации соглашения об Ассоциации и зоне свободной торговле до 31.12.2015 г. и стена на границе с Польшей  в прямом смысле слова ([24]). С какой целью на Украине ставят такие эксперименты? Ответ на этот вопрос невозможно получить, не рассмотрев общую политическую ситуацию в современном мире.

II. Смена мирового порядка – причина появления нового императива внешней политики США

Окончание Холодной Войны с распадом СССР создал в мире ситуацию, при которой единственная оставшаяся сверхдержава, США, получив право властвовать безраздельно, лишилась главного – идеологического врага, вокруг конфронтации с которым и строилась вся внешняя политика Госдепа, начиная с середины 40-х гг.. За 10 лет однополярного мира Вашингтон смог уничтожить Союзную Республику Югославия, малую версию СССР, и приблизить границы НАТО к границам РФ, но и только. Отсутствие «нового врага» не позволяло Белому Дому добиться главного – создания Американской Империи. Тем не менее, в начале 2000-х такой враг был найден – международный терроризм [10, с. 137 – 153]. Именно возникновение новой угрозы мировому сообществу в лице международного терроризма позволило США начать реализацию своего плана строительства Американской Империи. Тем не менее, международный терроризм, как и любая другая политтехнология, с целью сохранения своей актуальности с течением времени должна видоизменяться. Анализ событий, произошедших в период с 2001 по 2014 гг., позволяет предложить следующую схему трансформации международного терроризма как политтехнологии США:

I этап – как повод для расширения сферы своих интересов на весь мир через взятие под контроль Центральной Азии и начала создания собственно Американской Империи-

II этап – как инструмент низвержения неугодных режимов в регионе Ближнего Востока и Северной Африки с целью получения контроля над Большим Ближним Востоком[1] (проект «Арабская Весна»), что завершило бы процесс формирования Американской Империи[2]-

III этап – как собственно императив внешней политики с целью сохранения Американской Империи и существующего англосаксонского мирового порядка.

Из приведенных этапов наиболее актуальным в свете последних событий, в том числе на Украине, является именно третий. В своей знаковой «Валдайской Речи» президент РФ
В.В. Путин констатировал факт процесса смены мирового порядка [5]. Система мироустройства, основанная на финансово-экономическом и военно-политическом доминировании США и их англосаксонских сателлитов подходит к концу- доказательствами этому являются катастрофические провалы и просчеты во внешнеэкономической политике США [14] и окончание т.н. «Длинного столетия Армии США» [22], т.к. именно Армия США и политики, вышедшие из ее рядов, являлись главными пассионариями в политикуме США и авторами экспансионистской политики, приведшей в итоге к созданию Американской Империи. Кульминацией провала политики мировой гегемонии США можно считать саммит АТЭС 2014 г., на котором вместо создания Транс-Тихоокеанского Партнерства (ТТП), которое вместе с Трансатлантической Зоной свободной торговли позволило бы США взять Евразию в экономические и политические клещи, Обама довольствовался лишь подписанием с КНР «климатической сделки», что с геостратегической т.з. явно не сравнится с несбывшимися планами по созданию ТТП.

Указанные неудачи политики Госдепа и нарастающая мощь БРИКС и Ирана привели к пересмотру использования Вашингтоном политтехнологии международного терроризма, поскольку смена мироустройства, как правило, сопровождалась если не глобальной войной, не глобальными столкновениями, то цепочкой интенсивных конфликтов локального характера [5]. Поэтому, активизация движения «Талибан», стремительное продвижение Исламского государства Ирака и Леванте (далее ИГИЛ) и, как это ни странно звучит, возрождение украинского национализма – это звенья одной цепи.

III. Исламский фундаментализм и украинский национализм: принципиальные сходства

Как отмечал в своем выступлении на Международной конференции «Особенности современных интегративных процессов на постсоветском пространстве. Крым – новая реальность» (г. Ялта 15-19 октября 2014 г.) ст. научный сотрудник Института Востоковедения РАН, заместитель руководителя научного центра «Арабский диалог» Фасих Бадархан, выдвижение на авансцену исламского фундаментализма и украинского национализма, являющихся по сути архаическими политическими системами, по нашему мнению является еще одним проявлением системного кризиса Американской Империи.

Исламский фундаментализм (ИГИЛ и «Талибан») и украинский национализм при всем кажущимся естественном характере, являются геополитическими проектами Запада. В пользу «искусственности» ИГИЛ говорит факт неиспользования Белым Домом в борьбе с ним своего главного и сильнейшего оружия – финансовых инструментов и санкций в отношении банковских учреждений, находящихся на территории Сирии и Ирака, подконтрольной ИГИЛ [21], а также в тех странах, которые являются де-факто спонсорами ИГИЛ (например, Турция и Катар), хотя аналогичные санкции против ряда банков РФ Вашингтон ввел сразу с эскалацией ситуации на Украине. О явной связи США с ИГИЛ говорит также следующее: представитель Пентагона заявил о том, что США могут рассматривать возможность наземной операции против ИГИЛ только в случае подтверждения факта наличия у исламистов ОМП (оружия массового уничтожения), однако мы все хорошо помним, что карта ОМП разыгрывается Вашингтоном только тогда, когда необходим предлог для ввода войск (как в случае с Сирией). В данном случае подобное заявление фактически делает наземную операцию невозможным, в том числе по экономическим причинам: с момента начала воздушной операции против ИГИЛ акции основных производителей военной авиации и вооружения к ней подорожали, в среднем, на 5,2-8,3% [16].

Будучи геополитическими проектами Запада, исламский фундаментализм и украинский национализм имеют ряд черт, делающих их родственными политическими системами: они получают кредит доверия тогда, когда правительства, в основном либерального характера, не могут воплотить все ожидания избравшего их народа. Свергнув режим талибов в Афганистане и поставив во главе прозападного Хамида Карзая, Запад также заложил мину замедленного действия: во-первых, талибы были не уничтожены, а лишь вытеснены с территории Афганистана на сопредельную Федерально управляемые племенные территории Пакистана, а во-вторых, начав демократизацию исламского Афганистана «сверху», которая из-за сложившегося уклада жизни афганцев не находила у них поддержки, Запад стал искусственно создавать почву для роста недовольством прозападным либеральным умеренно исламским правительством Карзая, фактически толкая обездоленное население в объятия представителей радикального ислама – выпускников медресе, которые активно развивались на территории соседнего Пакистана еще со времен Афганской войны СССР. Талибы проповедовали идеи борьбы с коррупцией, коррумпированных социальных структур [6, с. 41], что с т.з. теории потребностей является «производной потребностью» [9], что в условиях социальной нестабильности и низкого уровня жизни имеет большую значимость и ценность чем идеи демократии, которые с т.з. теории потребностей относятся к разряду «интегративных потребностей» [9], которые формируются и проявляются только при условии удовлетворения потребностей производного типа, к которым и апеллирует в первую очередь исламский фундаментализм.

Война в Ираке привела к свержению режима Саддама Хусейна, который хотя и не отличался демократичностью, более 20 лет контролировал Ирак – государство с весьма сложной этноконфессиональной ситуацией. Сменившие его проамериканские правительства либерального типа не справились с возложенной на них задачей, допустив при этом роковую ошибку – превратив Иракский Курдистан в де-факто независимое государство с богатейшими недрами и начав формирование структуры власти по религиозному принципу (в правительстве были одни шииты), официальный Багдад сделал суннитское меньшинство Ирака ущемленным в правах, создав почву для реваншизма. ИГИЛ всего лишь за полтора года смог трансформироваться из одной многочисленных группировок исламистов в силу, которая смогла захватить треть Ирака и Сирии именно благодаря тому, что развернула удачную широкомасштабную кампанию, направленную на подрыв позиций либерального правительства- такую же тактику ИГИЛ избрал для проникновения в Афганистан и Пакистан [19].

Украинский национализм в качестве геополитического проекта был возрожден Вашингтоном не столько по причине его русофобости, идеально вписывающимся в общий проект «Украина – не Россия», сколько по причине его родственности политической системе США. Известный американский аналитик П. Хеннингстен считает сложившуюся в США политическую структуру корпоратократии фашизмом [35]- при этом он интерпретирует понятие «фашизм» с позиции не аксиологии (в эмотивно-экспрессивном и агональном значении), а политической науки: поскольку фашизм – политическая система, построенная на симбиозе государственных и корпоративных интересов. П. Хеннингстен мотивирует свой тезис тем, что фашизм в США реализуется через военную составляющую их внешней политики, обслуживающей интересы ВПК [35], основанного на частных компаниях. Поэтому Белый Дом создает и активно поддерживает фашистские режимы по всему миру и в частности в Евразии: сначала Грузия эпохи М. Саакашвилли, а теперь Украина с ее национализмом. В отличие от исламского фундаментализма, являющегося по сути лишь радикальной формой традиционного для Большого Ближнего Востока мировоззрения, украинский национализм стал интегрироваться в коллективное сознание населения Украины с помощью технологии «Окно Овертона»: сначала в качестве культурной практики, альтернативной советско-украинской (1991-2012 гг.), а затем в качестве непосредственно государственной идеологии (2012 г. и до государственного переворота в феврале 2014 г.). Успех украинского национализма во многом обусловлен ошибками, допущенными либерально-олигархическим правительством В. Януковича. Оранжевая революция 2004 г. внесла в формирование национально-идеологического курса Украины элемент радикализма: он стал подчиняться формуле «ИЛИ-ИЛИ»: «или НАТО или внеблоковость- или Запад или Восток»- последующие за этим годы правления оранжевых сил подтвердили подобную радикализацию. Но именно это и заставило нашу партию включиться в борьбу и мобилизовать общество, результатом чего и стало избрание В.Януковича президентом Украины. Исходя из этого, при всем минусе оранжевой власти у нее был существенный плюс: она смогла сформировать национальную идею и идеологию нации (хотя бы для ее радикально настроенной части). В тоже время пребывание у власти В. Януковича было отмечено, с одной стороны, снятием вопроса о потенциальном членстве Украины в НАТО, разрешением вопроса о базировании Черноморского флота РФ в Севастополе, а с другой стороны – к сожалению, закостенением национальной идеи, а вместе с ней и внешнеполитического курса. Сложившаяся ситуация может быть описана следующим образом: «мы не члены НАТО, но и не движемся на Восток». Таким образом, в национальной идее и идеологии нации образовался вакуум. Результатом такой политики либерально-олигархической Партии Регионов стал проход в Верховную Раду националистической партии Свобода (10,44%), а в феврале 2014 г. – национал-олигархический государственный переворот, реализованный во многом руками именно украинских националистов.

Как и исламский фундаментализм, украинский национализм имеет не только национальную, но и геополитическую программу: руководствуясь идеями теоретиков украинского национализма и украинской геополитики начала ХХ в., такими как Д.И. Донцов, они намерены отвоевать, как они считают, «исконно украинские земли Кубани» [30], которая в 1918 г. вела переговоры об объединении с Украинской Народной Республикой. Как и исламский фундаментализм, украинский национализм демонстрирует непринятие ценностей Запада: достаточно вспомнить видео, на котором боевики карательного полка «Азов» едва не избили парня, заговорившего о европейском выборе Украины. При этом представители украинского национализма все чаще демонстрируют свою досаду и разочарование политикой правящего киевского режима, который хотя и демонстрирует черты национализма, по своей сути является либерально-олигархическим (сам президент Порошенко был министром иностранных дел и экономического развития и торговли в правительствах В. Януковича). Недовольство украинских националистов политикой киевского режима вполне обосновано: на фоне регулярной «накачки» о космическом статусе, мощнейшей армии в Европе, членстве в Совбезе ООН и Большой Двадцатке вместо ненавистной РФ происходит обратное – Украину никуда не берут, ничего не дают, а заставляют покупать газ и даже уголь с ТВЭЛами (топливными элементами для АЭС) у России – идеологического врага. Демонстрация украинскими националистами недовольства политики правящего киевского режима приобретает все более милитаристкий характер с ярко выраженными чертами «агональной тактики» [4, с. 87] по отношению к нынешней киевской власти – обвинениями в предательстве и угрозами. Так, в  эфире телеканала ТВі командир штурмовой группы батальона «Донбасс» Тарас Констанчук заявил: «Если Петр Порошенко сдаст хоть один километр украинской земли в переговорах с ДНР и ЛНР, его ждет свержение, а власть в стране возьмут военные» [23]. Такое заявление с т.з. украинского законодательства классифицируется как «Публичные призывы к насильственному изменению или свержения конституционного строя или к захвату государственной власти, а также распространение материалов с призыва к совершению таких действий», которые классифицируются как уголовно наказуемое деяние, за которое, согласно ст. 109 уголовно-процессуального кодекса Украины, предусмотрено наказание в виде лишения свободы сроком до 5 лет [29]. Подобные дерзкие заявления являются свидетельством вакуума власти в государстве, который необходимо заполнить. Таким образом, можно сделать предположение, что беспочвенная гиперпатриотическая пропаганда первых лиц постмайданной Украины на фоне укрепления позиций украинских националистов может быть вполне логичной: Запад, разочаровавшись в либеральном олигархическом национализме готовят информационное поле для «последнего и решительного боя»[3], схожего с тем, который ведет сейчас ИГИЛ и объединившаяся с ней Аль-Каида. ИГИЛ, «Талибан», Аль-Каида, украинский национализм ведет кампанию по популяризации среди населения Украины образа себя как «борца за идеи простого народа» в противовес идеям олигархата, в приверженности которым украинские националисты обвиняют нынешнюю киевскую власть, и которая, по их мнению, не способна реализовать ожидания простых граждан, в частности, удовлетворить их производные потребности на фоне стремительно ухудшающейся социально-экономической ситуации, а лишь пытается апеллировать к интегративному типу потребностей (патриотизм, самопожертвование ради государства, духовность) через ущербную тактику гиперреализма – ситуации, когда одно государство постоянно ждет неминуемой агрессии со стороны своего соседа и единственным выходом видит достижение более сильного в военном плане положения [7]. Ущербность гиперреализма как политтехнологии правящего киевского режима доказана провалом 2-й и 3-й волны мобилизации.

Все эти ошибки и просчеты правящего национал-олигархического режима создают благоприятные условия для укрепления позиций украинского национализма, который хотя и продемонстрировал свою слабость как политической силы (националистические партии «Свобода» и «Правый Сектор» не прошли в Верховную Раду за исключением их лидеров и их отдельных одиозных представителей). Тем не менее, прецедент НСДАП в Германии в 1932 г. и факт доступа украинских националистов к вооружению и их пребывание на полях гражданской войны на Донбассе делают их достаточно сильными противниками сложившегося киевского режима.

Однако украинский национализм не стоит считать геополитическим проектом исключительно антироссийской направленности. Как ИГИЛ и Талибан, задача которых создать управляемый хаос на всем регионе Передней и Южной Азии, создав очаги напряжения у границ одновременно нескольких стран [3- 6- 19], так и украинский национализм должен создать управляемый хаос возле границ не только РФ, но и ЕС. Причина этого заключается в том, что стратегической задачей США является не только ослабление РФ и, как результат, создание с ЕС Трансатлантической зоны свободной торговли, но ослабление самого ЕС[4]. Таким образом, в случае необходимости Вашингтон может использовать украинский национализм как фактор дестабилизации ситуации на восточных окраинах ЕС. При этом стоит отметить, что страны ЕС сами дают повод для обострения отношений с украинскими националистами: в ответ на пассионарное заявление Порошенко о том, что на Донбассе Украина защищает Европу, президент Чехии ответил, что такая защита «дорого обходится» [26]- ситуацию обострила также акция протеста, устроенная в честь приезда в Братиславу Порошенка, которого протестующие встретили с плакатами «Петр Кровавый». Поэтому с учетом попыток некоторых стран ЕС дистанцироваться от постмайданной Украины, а также (см. поведение карателей из полка «Азов» по отношению к стороннику европейского вектора Украины) «западный фронт» для украинских националистов – не такая уж и невозможная перспектива.

III. Украинский национализм как инструмент реализации на Украине политики «государственного терроризма» (на примере грузино-абхазского и грузино-осетинского конфликта)

В случае организации на Украине очередного переворота, на этот раз нацистского о котором предупреждает Президент РФ [20], развернутая на Донбассе «антитеррористическая операция» антитеррористической быть перестанет, а употребление по отношению к ополченцам термина «террористы» будет бессмысленным по следующим причинам. Официальное определение понятию «терроризм» было принято в 2003 году на XIV сессии главного центра современной исламской правовой мысли Академии исламской юриспруденции при международной организации «Исламская конференция»: под «терроризмом» понимаются «лишенные правовых оснований агрессивные действия, запугивание или угрозы материального или морального характера, которые исходят от государств, групп или отдельных лиц, направлены против человека в отношении его религии, жизни, чести, разума или имущества и выражаются в любой форме «распространения нечестия на земле» [11, с. 13]. Вышеуказанный анализ принципиальных сходств между исламскими фундаменталистами из движения «Талибан», ИГИЛ и украинскими националистами говорит о том, что на Украине вслед за Ближним Востоком США в случае нацистского переворота на Украине планируют реализовать свою политику «государственного терроризма», которая, по мнению ученых, является наиболее действенным провокатором крайне негативных настроений, возникающих не только в международном сообществе, но и в отдельных регионах и даже  государствах [11,  с. 14].

Ниже приведена краткая характеристика государственного терроризма [11,
с. 13 – 20]:

- диапазон и формы проявления (завуалированного или откровенно явного) государственного терроризма охватывают от политического и экономического давления на народные массы вплоть до применения вооруженного насилия-

- что касается информированности мировой общественности в западных СМИ и выступлениях официальных лиц в США и Европе об огромных жертвах, то вся такая информация упоминается вскользь и быстро заглушается.

- более того, власти утверждают о своем «законном» праве на продолжение применения вооруженных сил и военного присутствия ввиду необходимости гарантирования интересов в приобретении местных (стратегических по своей хозяйственной и военной значимости) ресурсов, а также для сохранения «демократических» государственных структур, навязанных извне.

Использование Вашингтоном политики государственного терроризма в странах постсоветского пространства не ново. Печальным примером является грузино-абхазская и грузино-осетинская война, как ее первый этап в начале 90-х гг., так и последняя «горячая фаза». Для начала рассмотрим события в Грузии в 90-е гг. через призму вышеуказанных характеристик государственного терроризма:

1) Президент Грузии Звиад Гамсахурдиа после провозглашения независимости Грузии заявил, что в Грузии не будет никаких абхазов, ни осетин, ни сванов, ни мингрелов – останутся только грузины [2, с. 23].

2)   Вооруженные отряды «вора в законе» Джабы Иоселиани и грузинского министра обороны Тенгиза Китовани хлынули усмирять Абхазию и Южную Осетию, объявивших о независимости от Грузии [2, с. 4 – 5].

3)   По Цхинвалу били танки и артиллерийские орудия, которыми командовал бывший криминальный авторитет, а ныне генерал грузинской армии, а окрестные села терроризировали обкуренные анашой грузинские ополченцы, врывавшиеся в дома и вымогавшие деньги и ценности [2, с. 24 – 25].

Через более чем 10 лет последовала вторая попытка реализации политики государственного терроризма США на Кавказе руками Грузии: 26 октября 2006 г. помощник госсекретаря США Мэтт Брайз в интервью российской газете «Коммерсант» разъяснил позицию США по поводу ситуации в Абхазии и Южной Осетии: «На наш взгляд, признание территориальной целостности Грузии дает ей право на проведение операций по уничтожению террористов» [12], а 8 августа 2008 г., в 23:30 по местному времени правительство Грузии приняло решение о восстановлении конституционного порядка в Южной Осетии [12]. Чем же закончилась «антитеррористическая операция» Тбилиси для самой Грузии?  Читаем мнение эксперта: «война выявила еще одну проблему грузинского общества – его фашизацию: осетин в лучшем случае называли «безграмотными пастухами», и в отношении них и абхазов абсолютно не скрывалось намерение поглотить оба народа. Страна сегодня являет открытую угрозу безопасности соседей, и нужна ее денацификация. Это вопрос изменения культуры» [12]. Здесь вспоминается заявление премьер-министра Украины Яценюка о «нелюдях» на Донбассе [33].

С учетом вышесказанного и на фоне победы в Сенате США ястебов-республиканцев и неоконов, которые уже приняли закон о приданию Украине статуса особого союзника вне блока НАТО и которые открыто покровительствуют украинским националистам, укринаский национализм и украинский нацизм как его логическое продолжение станет инструментом «государственного терроризма» США в Европе.

Выводы 

Исламский терроризм и украинский национализм/нацизм являются геополитическими проектами Вашингтона, целью которых является

1)               создание управляемого хаоса в ключевых регионах Европы и Евразии, в частности, в районах мягкого и твердого подбрюшья государств, обозначенных в «Валдайской речи» президента РФ В.В. Путина как международных акторов, выступающих в качестве противовеса однополярного мироустройства, навязанного мировому сообществу англосаксонским финансовым капиталом и Американской Империей-

2)               ослабление экономических систем ключевых акторов Евразии и ЕС с целью решения экономических задач США.

При всей схожести украинский национализм и исламский фундаментализм имеют следующие отличие: если исламский фундаментализм представляет собой лишь крайнюю форму мировоззрения жителей Передней, Центральной и Южной Азии, украинский национализм – это искусственно привнесенный проект с использованием технологии под названием «Окно Овертона». Успех данных геополитических проектов, в частности исламистов, кроется в масштабной и тщательно продуманной пропагандисткой программе, построенной на сочетании апелляции одновременно к производным и интегративным потребностям при имплицитном примате производных, что в условиях ослабления государственных систем прозападного либерального характера, а также социально-экономической напряженности в Передней и Южной Азии является удачным политтехнологическим приемом.

Украинский национализм, являющийся продолжением американского фашизма, пока уступает исламскому фундаментализму в плане информационно-пропагандиской работы, инструментов и источников финансирования и поддержки международных акторов, однако частично компенсирует это достаточно высоким уровнем пассионарности, главными маркерами которой является гиперпатриотизм и русофобство, что делает вероятным его трансформацию непосредственно в украинский нацизм со всеми вытекающими из этого последствиями. Слабость либерально-олигархического правительства и постепенная потеря к нему доверия со стороны граждан Украины, что проявилось в рамках мероприятий, посвященных годовщине начала Евромайдана в Киеве, формирование в Сенате США большинства ястребов-республиканцев и неоконов, не скрывающих своей поддержки именно украинских националистов, а также отказ делегации США и Канады поддержать резолюцию ООН о борьбе с героизацией нацизма свидетельствует о том, что украинский национализм как геополитический проект еще не полностью реализован и планируется как фактор дестабилизации не только Российской Федерации, но и ЕС. Анализ ситуации на Украине через призму и событий в Грузии в 1990-2008 гг. свидетельствует об экспорте на Украину политики «государственного терроризма», движителем которой выступает украинский национализм/нацизм.

Тем не менее, при всей своей опасности и угрозе исламского фундаментализма и украинского национализма/нацизма, использование их Белым Домом в качестве императива своей внешней политике  свидетельствует о системном кризисе политической системы США. Провал попыток Российской Федерации и других акторов сформировать диалог с представителями исламского фундаментализма и украинского национализма свидетельствует не только о недоговороспособности этих архаических политических систем, но и о провале политики «мягкой силы», в частности Российской Федерации на Украине, которая была признана императивом внешней политики Российской  Федерации  в качестве  «комплексного  инструментария  решения  внешнеполитических  задач с опорой на возможности гражданского общества, информационно-коммуникационные,  гуманитарные и  другие  альтернативные  классической  дипломатии  методы  и  технологии» [1]. В складывающейся геополитической ситуации жизненной необходимостью для руководства России является в отход от политики «мягкой силы» к политике «умной силы», которая сочетает в себе элементы умной и жесткой силы [8, с. 42]. Последние события на Донбассе свидетельствуют о постепенном переходе в сторону политики именно «умной силы».

Исламский терроризм и украинский национализм – это трагедия стран Передней, Центральной и Южной Азии, а также Украины, целенаправленно ослабленных внешним воздействием Запада и в частности США. Международное сообщество должно не только предотвратить экспорт данных политических систем, которым не место в современном мире, но и приложить усилия по «деисламизации» и «денацификации» этих стран.

Источник: http://www.geopolitica.ru/